– Другими словами, классическая конспиративная структура, – подытожил Кастилья. – Приказы свободно проходят по цепи, но никто из тех, кто не входит в группу избранных, не имеет возможности легко добраться до ядра.
Хансон кивнул.
– Правильно. И еще именно по этому принципу построено множество очень и очень неприятных террористических групп: «Аль-Каеда», «Исламский джихад», итальянские «Красные бригады», японская «Красная армия». Думаю, дальше можно не перечислять.
– И вам так и не удалось получить хоть какой-то доступ в их высшие эшелоны? – спросил Кастилья.
Директор ЦРУ покачал головой.
– Нет, сэр. Ни нам, ни британцам, ни французам, ни кому-либо еще. Мы пробовали разные пути, но все безуспешно. К тому же мы – один за другим – потеряли наши лучшие источники у Лазаря. Кто-то отказался от работы. Кого-то они без объяснений выставили. Несколько человек просто исчезли; скорее всего, они мертвы.
Кастилья нахмурился еще сильнее.
– Похоже, что у людей, связанных с этой организацией, вошло в привычку исчезать.
– Да, сэр. Это часто случается. – Директор ЦРУ не стал договаривать, и неприятный намек так и остался висеть в воздухе.
Через пятнадцать минут директор Центрального разведывательного управления бодрым шагом вышел из Белого дома и спустился по ступеням Южного портика к поджидавшему его черному лимузину. Он опустился на заднее сиденье, подождал, пока одетый в форму сотрудник секретной службы закроет за ним дверь машины, и нажал на кнопку селектора.
– Отвезите меня в Лэнгли, – приказал он водителю.
Хансон откинулся на обтянутую прекрасной кожей спинку сиденья. Бесшумно заработал мотор лимузина; машина повернула налево на 17-ю стрит. Директор посмотрел на коренастого мужчину с квадратным подбородком, сидевшего спиной к направлению движения на откидном сиденье рядом с ним.
– Вы сегодня очень молчаливы, Хэл.
– Вы платите мне, чтобы я ловил или убивал террористов, – отозвался Хэл Берк, – а не за то, чтобы я изображал из себя придворного.
Глаза главного разведчика Соединенных Штатов весело сверкнули. Берк был высокопоставленным офицером из контртеррористического отдела Управления. В данное время он возглавлял специальную группу по работе с Движением Лазаря. Двадцать лет полевой работы в качестве тайного агента оставили ему пулевой шрам на шее справа и неизменно циничное отношение к человеческой природе. Это отношение Хансон полностью разделял.
– Есть успехи? – спросил наконец Берк.
– Никаких.
– Дерьмо. – Берк с мрачным видом уставился в залитое дождем стекло лимузина. – Кит Пирсон устроит истерику.
Хансон кивнул. Кэтрин Пирсон была коллегой Берка из ФБР. Работая в паре, они подготовили ту самую сводку разведданных, которую Хансон и Зеллер только что показывали президенту.
– Кастилья хочет, чтобы мы развернули расследование по поводу Движения как можно шире, но не согласился отменить поездку в Теллеровский институт. Если не получит более определенного доказательства существования серьезной опасности.
Берк отвернулся от окна. Его губы сжались в тонкую ниточку, глаза помрачнели.
– На самом деле это значит, что он боится, как бы «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс» и «Фокс ньюс» не назвали его трусом.
– Вы в этом уверены?
– Нет, – признался Берк.
– В таком случае даю вам двадцать четыре часа, – сказал руководитель ЦРУ. – Мне позарез нужно, чтобы вы и Кит Пирсон раскопали что-нибудь такое, чем я мог бы напугать Белый дом. В противном случае Сэм Кастилья полетит в Санта-Фе и отправится прямиком к этим крикунам. Вы же знаете, что из себя представляет этот президент.
– Упрямый сукин сын, вот кто он такой! – рявкнул Берк.
– Совершенно верно.
– Чему быть, того не миновать, – изрек Берк и пожал плечами. – Только надеюсь, что на сей раз упрямство не доведет его до могилы.
Глава 3
Теллеровский институт высоких технологий
Джон Смит поднимался по широким и низеньким ступеням на верхний этаж института, перепрыгивая через две ступеньки сразу. Бег вверх и вниз по трем главным лестницам этого здания в последнее время оставался единственным физическим упражнением, которое было ему доступно. То время, которое он обычно уделял поддержанию физической формы, сейчас полностью съедала работа в различных нанотехнологических лабораториях, занимавшая все его дни, а частенько и ночи.
Добравшись до верха, он секунду постоял, с удовольствием убедившись в том, что и дыхание, и сердечный ритм нисколько не ускорились. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь узкие окна лестничной клетки, приятно грели плечи. Смит поглядел на часы. Руководитель исследовательской группы «Харкорт– био» обещал показать ему «кое-что чертовски интересное» из своих самых свежих работ, и до назначенного времени оставалось еще пять минут.
Наверху не было обычного шумового фона, сопровождающего жизнь любого крупного учреждения. Внизу остались телефонные звонки, пощелкивание клавиатур, жужжание дисководов, людские разговоры, а здесь царила тишина, наводившая на мысль о торжественности кафедрального собора. Административные помещения, кафетерий, компьютерный центр, комнаты отдыха для сотрудников, научная библиотека – все это размещалось на первом этаже Теллеровского института. Верхняя часть здания была полностью отдана под лаборатории, распределенные между разными исследовательскими командами. «Харкорт-био», как и ее конкуренты из штата института и из «Номура фарматех», помещалась в северном крыле.
Смит повернул направо в широкий коридор, тянувшийся на всю длину здания, имевшего в плане форму среза двутавровой балки. Отполированная множеством ног коричневая кафельная плитка, которой был выложен пол, прекрасно гармонировала со светло-кремовыми саманными стенами. На равных расстояниях размещались nichos, маленькие ниши со сводчатыми потолками, в которых были развешены портреты знаменитых ученых – Ферми, Ньютона, Фейнмана, Дрекслера, Эйнштейна и многих других, – исполненные по заказу института местными художниками. В простенках между nichos были расставлены высокие керамические вазы, в которых красовались желтые цветы чамизы и бледно-лиловые дикие астры. «Если не обращать внимания на длину коридора, – не в первый уже раз подумал Смит, – то можно решить, что находишься в холле частного дома в Санта-Фе».
Он подошел к запертой двери лаборатории «Харкорт» и вставил карточку в щель замка. Красный свет, горевший над дверью, сменился зеленым, и замок, щелкнув, открылся. Карта Смита была одним из тех относительно немногочисленных пропусков, которые открывали доступ во все закрытые зоны. Ученым и техникам из конкурирующих организаций не разрешалось заглядывать на территорию друг друга. Конечно, нарушителей не расстреливали на месте, но их участь оказывалась лишь немногим лучше – их сразу же выдворяли из Санта-Фе без права вернуться. Институт очень ревностно относился к своим обязательствам по защите интеллектуальной собственности.
Смит шагнул за порог и сразу же оказался в совершенно ином мире. Здесь полированное дерево и шершавый саман аристократичного старинного Санта-Фе уступили место сверкающему металлу и суровым композитным материалам двадцать первого столетия. Мягкий свет солнца и разнесенных на изрядное расстояние между собой ламп накаливания сменило резкое сияние висевших под потолком длинных флуоресцентных трубок. В их свете была сильная ультрафиолетовая составляющая, настолько сильная, что от нее гибли микробы на коже и одежде людей. Легкий ветерок рванул Смита за рубашку и пригладил темные волосы: в нанотехнологических лабораториях создавалось избыточное давление, что позволяло свести к минимуму опасность попадания внутрь с воздухом любых загрязнений из открытой части здания. Высокоэффективный кондиционер, снабженный фильтром для улавливания самой тонкой пыли, подавал в помещение очищенный воздух, имевший постоянную температуру и влажность.