Де Аугустино? Куда девалась Ержи?
В тьме, за верандой, мигают два глаза, слышать подвывание и скрежет. Спотыкаясь, бегу туда, с разгона наскакиваю на дерево, падаю, вскакиваю. “Машина… Он заводит машину!” Приземистый вездеход стоит в стороне дома, под навесом. На переднем сидении две фигуры. За рулем… Ержи. Пилот силится оторвать руки девушки от руля, и в тот миг машина исподволь трогается с места, ревет, дергается — Ержи не дает Аугустино включить скорость, а он, отталкивая ее плечом, зло дергает рычаги.
Мне остается с два шага к машине, к фигурам, которые возятся в ней, как из-под колес в глаза, в лицо летит мокрые комья. Вездеход делает прыжок, подминает под себя кусты и исчезает во тьме парка.
Я бросаюсь назад, к дому. Над головой с треском растворяется освещенное окно, сыплются осколки разбитого оконного стекла. Свесившись через подоконник, отец тяжело дышит, зло трет кулаками виска.
— Ты молодчина, проскочил, а мы наглотались… — он еле произносит слова. — Ноги как ватные, и в голове… Черт! Все переворачивается. Золтану еще хуже. Игорь, в коридор не заходи, раствори входные двери… И на веранде раствори. Наверху все также ошалели. Пусть сквозняк выветрит сизый туман. Кто же мог подумать, что он, негодяй, газовой гранатой… Это пройдет, через час. Ты не бойся… Он взял машину?
— Он подслушал ваш разговор с Чанади. В библиотеку из твоей комната выведен транслятор, — выпалил я и зашелся кашлем.
— Вон как!..
— Ержи не давала ему выехать и осталась в машине. Я не успел подбежать… Надо позвонить в Пэри. Его задержат в городе.
— В городе? Ему не нужен город, сынок. Этот мерзавец хочет воспользоваться вертолетом. Через двадцать минут он будет на аэродроме. Звонить поздно.
“Через двадцать минут? Во тьме, после ливня, по топкой дороге… Ему нужно не менее чем полчаса, может, и больше”.
Я отступил на шаг от стены, лицо отца белеет вверху в окне невыразительным пятном.
— Тату, ты только не возражай… Подай мне пояс.
Отец молчал.
— Я же умею, ты сам научил меня… Я успею к вертолету. Ну, разреши мне, отцу!
Отцовское лицо на секунду исчезло и снова появилось в окне.
— Что же, ты уже не маленький… Попробуй. Только помни, все время помни: аккумуляция ракетного заряда имеет свои границы, следи за красным сигналом. После сигнала у тебя останется о запасе лишь полторы мили. Не больше! И учитывай свой вес, особенно при взлете. Будь осторожный!
Быстро раскрыв двери дома, я возвратился под окно, стал на цыпочки; отец подал мне ракетный пояс и шлем.
Пояс немного напоминал охотничий патронташ с большими гнездами для зарядов. Я подпоясался, проверил застежки наплечных ремней, надел шлем. На груди тускло отливал продолговатый щиток со строкой цветных колец, которые переливались фосфористым светом. Передвинув крайнее фиолетовое кольцо, я ощутил легкий толчок и сдвинул красное и белое кольца. Ракетные кассеты действовали бесшумно. Ноги оторвались от земли. Под мной промелькнули темные верхушки деревьев, преклонная крыша “замка”. По левую сторону засерел плес реки. Освещенные окна дома быстро отдалялись, проваливались в черную бездну.
И вдруг какая-то сила бросила меня стремительно вверх, в небо. Боязнь сковала тело. Это на старте я все-таки забыл о поправке скорости на звес тела. Меня подняло слишком высоко. Опомнившись, я начал манипулировать кольцами, резко снизился и перешел на горизонтальный полет. Снова увидел по левую сторону тускло-зеркальную ленту Вачуайо, а по правую сторону — огни Пэри.
Холодный воздушный поток обдувал лицо, плечи, заползал под рубашку. Я сделал несколько резких движений руками, чтобы разогреть кровь. И вот что-то трудное, упругое, как боксерская варежка, ударило в шлем и скользнуло к груди. Меня перекинуло на спину, тело потеряло равновесие, и я полетел с шумом вниз. Пояс будто сошел с ума. Удивительный вихрь закрутил меня, как щепку, и я уже падал вниз головой. Рука панически сжимает щиток на груди, суетливо теребит кольца, и они не поддаются, что-то сдвинуло их и заклинило. Пальцы наталкиваются на какие-то мягкие стебли, они застряли в щитке. Осторожно выдергиваю их и возобновляю предыдущее положение колец. Земля и звезды возвращаются на свое место. Танец в воздухе прекращается. Но я уклонился от курса. Огней Пэри не видно совсем. Трижды описываю большой круг, аж тогда замечаю внизу полоску реки.
Поднимаю к глазам горсть со стеблями — между пальцами торчать несколько перьев. Со мной столкнулась какая-то птица-неудачница. Ночная встреча в воздухе стоила птице жизни, а мне — не меньше как пяти минут напрасно потраченного времени. Перевожу ракетные кассеты на полную мощность.
Аэродром появляется неожиданно. Пронесся над ним и торможу с опозданием — аж над городской окраиной. Из земли мне машут руками, что-то кричат. Представляю себе, какое впечатление производит на жителей Пэри человек, который летит над деревьями. Еще раз описываю круг. И снова неосмотрительность: приземляясь, не посветил прожектором. Поднимаю фонтан брызг и падаю в мутное озерцо после ливня. Лихорадочно болтаюсь, выбираюсь на сухое, вместо того чтобы сразу включить кассеты и взлететь вверх. Опомнившись, пробкой выхватываюсь из озерца и уже без поспешности, на малой высоте, лечу над аэродромом, искать на земле силуэт вертолета. И что это?
Из земли доносит грохот. Рядом ярких пятен засветились круглые окошки машины. Не успел… Аугустино опередил меня. Что же делать? Грохот мотора усиливается. Вертолет на миг повисает над землей и быстро взлетает с шумом в высоту. Гаснут бортовые огни, машина растворяется в ночном мраке. На аэродроме темнеет брошенный вездеход. В кабине никого нет…
Снова вокруг шлема свистит ветер. Мокрая одежда, как холодный компресс, зубы неустанно цокотят. Увеличиваю скорость. Где-то впереди, в чернильной пустоте, гудит мотор. Еще несколько минут полета, и на фоне черного неба выступают очертания машины. Держусь на расстоянии, лишь бы только не выпустить вертолет из поля зрения. Вачуайо осталась далеко позади. Земли не видно, и я знаю, что подо мной уже стелется безмолвное глушь сельвы.
Стараюсь успокоиться, ободрить себя. Ведь же еще не все утрачено. Нет, не все! Аугустино не знает, что я у него “на хвосте”. Ну же смелей! Только не бояться, не бояться… Надо вынырнуть снизу, из-под машины, ухватиться за ручку дверцы и одновременно потушить собственную скорость.
Тугая струя завихряется от лопастей винта, бьет в грудь, бросает меня вниз. Первая попытка не удалась. Еще раз подлетаю к машине, и теперь уже не уменьшаю, наоборот — исподволь увеличиваю скорость. Ощущаю, как тело одолевает сопротивление воздушной волны, сила ракетных кассет преодолевает ее. Обшивка фюзеляжа скользкая, холодная. Одеревеневшие пальцы скользят по металлу. Я цепляюсь за ручку дверцы обеими руками, тереблю, дергаю. Ручка не поддается. Дверца не отворялась.
Может, посчастливится с левой стороны? Совсем оглохнув от рева мотора, отталкиваюсь от вертолета, даю воздушному вихрю сбить меня вниз и подлетаю к машине из противоположной стороны. И напрасно! И здесь дверца как приваренная. Аугустино рядом, за тонкой стенкой фюзеляжа, и разве разорвешь ногтями металл… Неужели придется отступить, возвратить ни с чем к “замку”? Я со зла размахнулся ногой, чтобы ударить в дверцу, и, перевернувшись через голову, ухватился за твердую резину колеса. Возвращать назад? Нет! Должен же пилот где-то посадить машину. Я не отстану от вертолета. Пусть летит, приземляется, и я вместе с ним тоже приземлюсь. Хватит ли на полет ракетного заряда кассет? Как только кассеты опустеют — тогда все, смерть. Но я не дам им опустеть. У меня же есть возможность сэкономить заряд. Если расположится тут, между колесами, и крепко держаться за шасси…
Ветер продувает меня насквозь, будто тысячи игл пронизывают тело. Ладони ободраны до крови. Тупо ноет шея, так как сижу согнувшись, пригнув голову. Шлем упирается в какие-то винты, затиснутые гайками-“барашками”. Для чего эти винты? Ага, здесь люк… Он задраен извне. А что, как отвинтить “барашки”? Только бы хватило силы в закоченелых негибких пальцах…