«Вот и хорошо! Они не захотят на мне жениться, и это меня вполне устраивает!»
Услышав эти слова, леди Флора попыталась шлепнуть воспитанницу, но та ловко увернулась: «Видите, как полезно прыгать через ограды!»
«Маленькая бесстыдница, ты плохо кончишь!» — без особого убеждения пригрозила леди Флора, посмеиваясь про себя. Уже через минуту она принесла Глинет блюдечко с нарочно припасенным для нее лимонным печеньем.
Глинет распускала золотистые волнистые волосы или перевязывала их черной лентой. Притворяясь бесхитростным созданием, она иногда слегка флиртовала и кокетничала, превращая в игру повиновение инстинктам — как котенок, воображающий, что он тигр, подкрадывающийся к добыче. Нередко жертвой ее экспериментов становился Эйлас — сжимая зубы и поднимая глаза к небу, молодой король вовремя заставлял себя отказываться от участия в таких забавах, опасаясь необратимого изменения сложившихся отношений.
Иногда, лежа в постели ночью, Эйлас пытался представить себе, что происходит в голове у Глинет и насколько серьезны ее заигрывания. Но каждый раз перед внутренним взором являлись другие образы, настойчиво требовавшие внимания.
Его больше не тревожили мрачные воспоминания о тайном убежище в саду за стеной Хайдиона. Сульдрун давно превратилась в туманную тень, затерявшуюся в бездне времени. Другая, более животрепещущая фигура проходила перед закрытыми глазами Эйласа. Ее звали Татцель, она была дочерью предводителя ска и жила в замке Санк в Северной Ульфляндии. Неподражаемая Татцель! Тонкая и гибкая, как ивовый побег, с темными волосами, подстриженными чуть ниже ушей, и бледно-оливковым, как у всех ска, оттенком кожи — в глазах ее светился ум! Как правило, Эйлас встречал ее, когда она шла по длинной галерее замка, глядя прямо перед собой. Она не замечала Эйласа — скалинга, раба, менее существенного, нежели предмет мебели.
Эйлас никак не мог определить чувства, заставлявшие его так часто вспоминать Татцель. Конечно, она уязвляла его самолюбие, бросала вызов, подливала масла в огонь негодования — но совсем иные, самопроизвольные и непонятные влечения сжимали ему сердце, когда Татцель проходила рядом, словно мимо пустого места. Он хотел преградить ей путь, чтобы она не могла его не замечать, взглянула ему в глаза и осознала, что перед ней гордый, свободный человек! Эйлас не осмеливался к ней прикоснуться: тут же позвали бы стражу и его, позорно беспомощного, утащили бы прочь — возможно, даже на стол для холощения рабов. О последствиях лучше было не думать — его мужское достоинство и всякая надежда заслужить благорасположение Татцель были бы потеряны навсегда.
Когда Эйласу удалось, наконец, бежать из замка Санк в компании Каргуса и Ейна, в какой-то момент он задержался, обернулся, глядя на замок, и пробормотал: «Помяни мое слово, Татцель! В один прекрасный день мы снова встретимся — и тогда посмотрим, как ты будешь задирать нос!» Таков был призрак, навязчиво посещавший Эйласа в полусне.
Проведя ночь в Ведьминой гавани, к полудню Эйлас и Тристано поднялись на перевал Лешего и уже ближе к вечеру проехали, гремя копытами, по подъемному мосту к конюшням Родниковой Сени. Друн и Глинет выбежали им навстречу, за ними вышли Вейр, Флора и прочие домочадцы, а Шимрод[4] ждал в тени сводчатого прохода, ведущего на террасу.
Прибывшие поднялись в свои комнаты, чтобы освежиться, после чего вышли на террасу, где Вейр подал им лучший ужин, какой могли обеспечить кладовые замка, и компания еще долго сидела за столом после того, как померкли последние отсветы заката и наступила ночь.
Тристано поведал присутствующим о зеленой жемчужине и ее зловредном влиянии: «До сих пор не понимаю, чем объясняются чары этой штуковины! На вид она отличается от обычной крупной жемчужины только оттенком блеска, зеленым, как морская вода. Шимрод, тебе что-нибудь известно по этому поводу?»
«Вынужден признаться, что в обширной сфере волшебства остается гораздо больше необъяснимого, чем хотелось бы. Для меня зеленая жемчужина — полная загадка».
«Наверное, это мозговая опухоль демона, — размышляла Глинет. — Или, может быть, яйцо гоблина».
«Глаз василиска!» — предположил Друн.
4
Шимрод, странствовавший по Даоту в качестве «доктора Фиделиуса, шарлатана и целителя больных коленей», подружился с парой детей-бродяжек, Друном и Глинет, после чего они путешествовали вместе. За прошедшие с тех пор годы Шимрод мало изменился. Длинный нос, кривящийся рот и впалые щеки придавали его лицу ироническое, насмешливое выражение. Подтянутый, как всегда, он поглядывал на мир бледно-серыми глазами из-под полуопущенных век; его светло-коричневые волосы были коротко подстрижены на крестьянский манер. См. книгу I, «Сад принцессы Сульдрун».