— Пиль! — приказал Абид-ака.
Тешабай побежал вперед. Абид-ака поправил пояс, с которого свисали тесемки, и обратился к Абдулле:
— Ты должен идти рядом со мной. Не обгоняй и не отставай. Понятно?
— Хорошо, — сказал Абдулла, ступая по влажному клеверу. — А много мы настреляем?
— А сколько нужно?
— Да, наверное, пять-шесть?
Абид-ака рассмеялся.
— Пять-шесть настрелять можно… А то и…
Он недоговорил, приложил ружье к плечу и выстрелил. У Абдуллы уши заложило. А к Абиду-ака бежала уже собака, держа в зубах перепелку со свисающими вниз крыльями. Тешабай явно был доволен собой, вилял хвостом.
— К ноге, — сказал Абид-ака и хлопнул ладонью по колену.
Перепелка была еще жива. Абид-ака вынул ее из пасти собаки и подвязал к поясу. Перепелка трепыхнулась раза два и затихла.
— Жирные они нынче, — заметил Абид-ака, заряжая ружье. — Это на твое счастье.
Абдулла не ответил. В первый раз он был на охоте. Он раньше предполагал почему-то, что охотник после выстрела берет в руки добычу, уже переставшую быть живым существом. А тут… Он отвел взгляд от маленькой окровавленной птичьей головки, размозженной дробинками. «Надо же. Перепелка только что пела свое „пид-пилик“, — думал он, — а теперь она уже не будет петь. Теперь ее ощиплют, выпотрошат и сварят вместе с пловом. Кто будет есть? Я не стану есть…»
— Что ты там делаешь? Почему отстаешь? — кричал Абид-ака.
Занятый своими мыслями, Абдулла и не заметил, что дядя от него отдалился. Охота была в самом разгаре. У Абида-ака и Тешабая все шло как по маслу. Тешабай делал стойку, потом по знаку хозяина продвигался немного вперед, птица взлетала, гремел выстрел, и перепелка падала. Тешабай бросался к ней, Абид-ака в это время перезаряжал ружье. Потом он хлопал ладонью по колену, и собака приносила ему убитую птицу. Абид-ака оказался хорошим стрелком, он бил перепелок влет наповал, и Абдулла перестал испытывать неприятное чувство.
Между тем солнце незаметно поднялось выше, золотистые лучи заливали всю округу. Послышался чей-то крик, потом вдалеке затарахтел трактор. Для колхозников
— начинался новый день, полный труда и забот. Легкий ветерок принес со стороны кишлака знакомую песню. «Наверно, по радио передают», — подумал Абдулла. Звуки песни накладывались на голоса перепелок, все вместе звучало как-то по-новому. Абдулла забыл про охоту, всем сердцем прислушивался он к этой странной музыке, звеневшей над клеверным полем. Песня вскоре смолкла.
И снова грунул выстрел.
— Ну, как ты там считаешь, сколько уже? — кричал Абид-ака.
Дядя и племянник сошлись на берегу арыка.
— Ого! — сказал Абдулла. — Я вижу, вы много настреляли…
— Вот, считай.
Абид-ака отстегнул ремень со свисающими перепелками и передал племяннику:
— Сегодня их много. Настреляем еще столько же, и хватит. А ну-ка, Тешабай, вперед, ищи!
Абдулла пересчитал дичь. Всего было одиннадцать перепелок!
Когда они во второй раз обошли клеверное поле, Абид-ака подстрелил еще четыре штуки. Он был в отличном настроении., — Слушай, племянник, давай теперь подзакусим немного. Самое время позавтракать. Ведь у нас в узелке мясо из плова. Ты как, не против?
Они снова подошли к арыку.
— Давай вот здесь и присядем, — предложил Абид-ака. — Ну как, хороша охота?
— Хороша.
— Сменю-ка я свою профессию, стану охотником.
— А вы до сих пор работаете на тракторе?
— Бери выше. Я сейчас руковожу трактористами.
— Стало быть, растете, — сказал Абдулла невнятно. Он уплетал мясо.
— Еще как расту! Для того чтобы стать бригадиром, мне потребовалось десять лет. Значит, если и дальше так удачно дело пойдет, через двадцать лет я стану председателем колхоза!
Абдулла рассмеялся.
— Работа у меня хорошая, — продолжал Абид-ака серьезным тоном. — В колхозе у нас тридцать тракторов. Зимой и летом они тарахтят, не простаивают. Вот и доходы идут. Я скоро машину куплю. Если у Зухры все обойдется благополучно, сын будет здоров, мы все сядем в машину и объездим всю республику — вот у меня мечта какая! Здесь у нас прекрасные места, с одной стороны — Арсланбобские леса, с другой — Чимган… На машине-то это просто доехать, только ее надо купить… Работа у меня неплохая, племянник. Плохо то, что я не учился, — Абид-ака вздохнул. — Еще на войне решил: если уцелею, обязательно буду учиться. Однако потом передумал. Сразу после войны трудно было, хозяйство подорвано, рабочие руки вот как нужны, а в кишлаке, можно сказать, мужчин-то раз-два и обчелся. Тогда председателем был прекрасный человек — Манноп-ата. Умер он три года назад. Ты хоть видел его?