— Поздравляю, — сказала девушка улыбаясь. Носик у нее был точеный. А над верхней губкой чуть темнел едва заметный пушок.
— Да говори ты по-узбекски! — с легкой иронией произнес профессор.
Саяра сложила губы бантиком.
— Ну ты же знаешь, какой у меня выговор! Чаю заварить?
— Конечно. Где мама?
— Пошла в ателье. Где будете пить?
Девушка избегала смотреть на Абдуллу.
— Здесь, — сказал профессор.
— А я хотела здесь убирать…
— Ну, тогда во дворе.
Саяра вышла из гостиной.
— Вот ведь как получается, Абдулла, — заговорил Турсунали-ака. — В молодости я мучился с русским языком, трудно он мне давался, вот я и отдал ее в русскую школу. У нее и подруги русские. А теперь я учу ее узбекскому. С матерью она теперь разговаривает только по-узбекски. А меня стесняется. Ну так рассказывай, как у тебя дела?
— Спасибо, хорошо.
— Недавно я к твоему отцу приходил. Поговорили. Как-никак не виделись долго. — Турсунали-ака вздохнул. — Мучится он, бедняга. Гипертония — модная болезнь. Но ведь как-то лечат же ее! Думаю, поправится. Давно я твоего отца знаю, много хорошего он для меня сделал. Кто знает, не помог бы он мне, может, я и не стал бы тем, кем стал…
Профессор задумался. Абдулла смотрел на его высокий гладкий лоб, отметил про себя седину на висках… В эту минуту ему очень захотелось быть похожим на Турсунали-ака. Пройдет время, он заведет семью, так же, как этот профессор, непринужденно будет разговаривать со своими сыновьями, как равный с равными…
— Мой отец много о вас рассказывал, — прервал молчание Абдулла, не найдя другого способа сделать приятное хозяину.
— Спасибо. С отцом вам повезло. Душа человек. Он всем делал только добро. А что же все-таки говорят доктора?
Абдулла не знал, что ответить. Как вернулся из кишлака, ни разу не говорил на эту тему ни с отцом, ни с матерью. Но до поездки в Мингбулак он слышал мнение одного врача, которое теперь и высказал:
— Ему нельзя есть мясо. Ничего острого тоже нельзя. Пробовал было отец выйти на пару дней на работу, но ему сразу стало хуже…
— Да, если он сейчас не станет как следует следить за собой, потом ему будет труднее. Конечно, надо пока оставить мысли о работе…
— Вот и я каждый раз говорю ему об этом, — сказал Абдулла и густо покраснел. Никогда он этого не говорил. Наоборот, ему нравилось, когда отца не было дома, он чувствовал себя свободнее. «Почему я так плохо отношусь к отцу? — подумал Абдулла. — Если уж профессор произнес такие слова, я-то должен был и подавно…»
— У нас часто бывает так, — промолвил грустно Турсунали-ака. — В большинстве случаев болеют хорошие люди, добрые люди не живут долго. А плохие — ничто их не берет: ни простуда, ни другие напасти.
— Да, — несмело подтвердил Абдулла.
— Пап! Все готово! — услышали они со двора голосок Саяры. — Ну идите же!
— Что ж, пойдем, — Турсунали-ака поднялся с места. — Откушаем чаю. Саяра славно заваривает! Правда, дочка?
— Нет, неправда! — ответила Саяра немного жеманно.
Они устроились в беседке. На столе в большой хрустальной вазе лежали персики, яблоки, виноград хусейни, золотистые ягоды инжира. На голубом блюдце — самаркандский миндаль. Жирная конская колбаса кази была искусно нарезана тоненькими кружочками. Абдулла был поражен. Вот это завтрак!
Саяра принесла большой фарфоровый чайник, села напротив Абдуллы и стала разламывать лепешки. Потом подала ему пиалу с фамильчаем.
Дымящийся напиток в пиале был яркого рубинового цвета и распространял тонкий, нежный аромат.
— Вот видишь, разве я тебе не говорил! — воскликнул, улыбаясь, Турсунали-ака.
— Не хвастай, папа! — буркнула Саяра, покосившись на Абдуллу.
— А разве я не прав?
— Чай получился очень хороший, — сказал Абдулла, — очень душистый, вкусный чай.
— Послушай, — обратилась к отцу Саяра, — так этот Абдулла поедет в Ленинград, да?
Турсунали-ака прищурился и спросил:
— А он тебе понравился, я вижу, а?
Саяра покраснела. Потом схватила чайную ложку и легонько стукнула ею отца по руке.
— Выдумываешь всегда. Я просто спрашиваю.
Однако профессор продолжал подначивать:
— А почему же ты тогда покраснела?
— Просто жарко! Вот и все!
— Знаю, почему тебе жарко.
— Папа!
— Ладно, ладно, больше не буду.
Абдулла, смущенный этим разговором, пристально разглядывал сложный рисунок на пиале. «Какая славная девушка! Неужели мы будем учиться вместе?»
— Отец, наверно, уже говорил тебе… — начал в этот момент профессор, обращаясь к гостю.