Саяра зашла в свою комнату и включила радиолу, свои любимые «Дунайские волны». Она постояла немного, покачиваясь в такт широкой красивой мелодии, потом схватила большого плюшевого мишку, подаренного когда-то отцом, и — раз-два-три! — плавно закружилась с ним по комнате. С этим мишкой Саяра до сих пор спала вместе.
— Вы танцуете? — сразу спросила Саяра, когда Абдулла пришел к ним вечером на другой день.
Абдулла такого вопроса не ожидал.
— Немного, — покраснев, ответил он. — Но я… я…
— Потом доскажете, пойдемте.
Девушка взяла его за руку и потащила к себе в комнату.
— У нас дома нет никого. В гости ушли. А мне одной скучно.
С этими словами Саяра попыталась отодвинуть в сторону стол, стоящий посреди комнаты. Но сил у нее не хватило, и она, сдвинув брови, уставилась на Абдуллу. Абдулла стоял улыбаясь. Он не сразу понял, что от него требовалось.
— Помогите же мне! — сказала Саяра.
— Простите…
Абдулла мигом отодвинул стол. Саяра завела пластинку и подошла к нему:
— Фокстрот.
Всем своим видом, непосредственностью, свободными манерами Саяра резко отличалась от девушек, которых до этого видел и встречал Абдулла. С несколько смущенным видом он взял ее за талию и повел все расширяющимися кругами.
Через минуту Саяра сказала по-узбекски:
— А я-то, дура, думала научить вас танцевать…
— Ого! — удивился Абдулла. — Оказывается, вы по-узбекски очень хорошо говорите.
— Если мне об этом не напоминают, — призналась Саяра, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. — Отец смеется над моими ошибками, поэтому мне и не хочется говорить с ним по-узбекски.
— А с матерью разговариваете?
— И с матерью, и с соседями.
— Если будете упражняться, так еще чище станете говорить…
— Это верно… А у вас как дела с русским языком?
— Не очень важно. Можно сказать — плохо.
— Если поедете в Ленинград, я вас подучу. Вы поедете?
— Да. Я и пришел для того, чтобы сказать об этом вашему отцу.
— Ну что же, будем учиться вместе.
Эти слова Саяра произнесла с таким безмятежным спокойствием, что Абдулла не мог разобрать, рада она его сообщению или нет. «Ей все равно», — подумал он. Настроение у него сразу упало. И вот, забывшись, он наступил девушке на ногу.
— Простите, — сказал он, покраснев.
— Ничего, — Саяра улыбнулась. — Это случайно. Вы очень хорошо танцуете. А в узбекских школах это дело плохо поставлено.
— Если бы я танцевал хорошо, разве наступил бы вам на ногу? Вам не больно?
— Нет, уже прошло. А вы умеете танцевать твист?
— Нет, этого я не умею.
— В Москве танцуют только твист. И в Ленинграде. У меня есть одна пластинка. Завести?
Абдулла кивнул.
Девушка подбежала к радиоле, остановила ее и стала перебирать пластинки, в беспорядке лежащие на столе.
— Куда она запропастилась?
Абдулла стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на Саяру. Да, интересная девушка. Непосредственная, милая. Но Гюльчехра еще милее. Гюльчехра как-то ближе, она ему родная. А он едет от нее в Ленинград. Как Гюльчехре все это объяснить? Да очень просто! Почему только ему это раньше в голову не приходило? Столько времени зря мучился! Он пошлет ей письмо. Да, он будет учиться в Ленинграде. Что из этого? Все дело в том, что никому не известно, приедет Гюльчехра через год в Ташкент или нет. Об этом она и сама не знает. Все зависит от того, как сложатся обстоятельства. Если она сможет вырваться из кишлака, то почему бы ей не поехать учиться вместо Ташкента в Ленинград?! А если не сможет, то не все ли равно, откуда к ней будет приезжать Абдулла на летние каникулы — из Ташкента или из Ленинграда? Гюльчехра должна это понять. Ну а Саяра — что ж, вместе с Саярой они будут учиться в этом новом институте, только и всего. Ведь между ними ничего нет. И быть не может. Во-первых, он любит Гюльчехру, во-вторых, у Саяры может быть свой парень. И даже если нет, то все равно Абдулла ей не нравится. Если бы нравился, она, конечно, обрадовалась бы, когда узнала, что он едет. А то ведь нет.
— Вот, нашла! — сказала наконец Саяра, перебрав чуть не все пластинки. — Это очень хороший твист.