Однажды Шаходат-хола не выдержала, спросила с упреком:
— Почему у тебя все разговоры к этому кишлаку сводятся? Что там тебя, одним медом кормят?
Абдулла попробовал отшутиться:
— Никак не могу тебе угодить: раньше ты меня метлой не могла туда прогнать, а теперь сам еду — и опять плохо!
— Нет, в самом деле… Твой бедный отец только и ждет, когда ты приедешь, а ты не успел поставить чемодан — и сразу за ворота. Сам подумай…
— Не говори так, мама, — Абдулла снова попытался обратить все в шутку. — Вот закончу институт, посажу вас обоих на супе — на мягких одеялах — и только и буду на вас смотреть. Никуда не поеду. Согласна на это?
— Согласна-то согласна, — отвечала Шаходат-хола, — но я ведь даже и расспросить как следует не успеваю, все ли у тебя хорошо…
— Все хорошо, мама, все в порядке. А будет еще лучше, — уверенно говорил Абдулла. — Человек, закончивший наш институт, будет зарабатывать большие деньги.
— Не думай об этом, сынок. Счастье не в деньгах. В другом…
Абдулла посмотрел на нее вопросительно, но не стал дожидаться продолжения.
— И другое будет, — сказал он. — Все будет. И денег будет много. А в доме мы сделаем ремонт. Капитальный. Кое-что перестроить надо. Вот ты не была в доме Турсунали-ака. Чего только у них нет, полная чаша! Зайдешь — уходить не хочется. Послушай, мама, ты говорила, у отца была очень хорошая работа. Почему же мы теперь живем так бедно, в доме только старые вещи?
— Видишь ли… Отец был занят работой, не думал об этом.
— А ты? Тоже не думала?
— Не знаю… Большой страсти к вещам у меня не было. Бабушка для нашего дома накупила больше, чем я.
— Знаю, — Абдулла покачал головой. — У меня будет по-другому. Я все сам куплю. Все, что нужно! А потом сделаю так, чтобы вы с отцом не знали забот, жили бы спокойно.
— Да сбудутся твои слова. Да исполнится сказанное тобой.
Так проговорила Шаходат-хола и после этого как будто немного успокоилась. Абдулла становится взрослым. Ну и что из того, что ему дома не сидится?! Мужчины все такие: один день дома, а сто — на улице. И Гафурджан был такой. Ждала его по вечерам, глаз не смыкала. Теперь поневоле домоседом стал. Она бы с радостью согласилась — пусть опять по вечерам задерживается, только бы выздоровел! Увидел бы лучшие дни своего сына. Что за несчастье эти болезни!
Шаходат-хола вышла на террасу к мужу. Он сидел, откинувшись на спинку стула. На коленях у него лежала нераскрытая книга.
— О чем призадумался? — спросила Шаходат-хола.
— Да есть о чем подумать… Например, о нашем сыне, — ответил Гафурджан-ака.
— А что случилось с нашим сыном?
— С нашим сыном ничего не случилось. Все в порядке… Он скоро закончит свой институт. Надо будет его женить. Хочется устроить хорошую свадьбу. А у нас такое положение… Надо бы сначала дом подновить…
— Значит, вот из-за чего голову себе ломаешь, — рассмеялась Шаходат-хола. — Только сейчас Абдулла об этом говорил.
— Ничего не пойму. О чем говорил?
— Абдулла сказал, что, как только начнет работать, первым долгом сделает ремонт, капитальный ремонт.
— Да неужели? — обрадовался Гафурджан-ака.
— Да, а потом он очень хвалил дом Турсунали. Обещал, что наше жилище будет не хуже. А потом он нас обидел…
— Обидел? Как это понять?
— Он спросил меня: почему, если отец много зарабатывал, у нас нет никаких запасов, никаких приобретений по дому?
— И что же ты ответила? — Гафурджан-ака помрачнел, насупился.
— А что я могла ответить? Я сказала, что деньги-то у нас были, да не было разума в голове.
Шаходат-хола рассмеялась.
— Это зачем же ты так сказала? — возвысил голос Гафурджан-ака.
— Эх ты, и пошутить с тобой нельзя… Я ему ответила, что мы были заняты работой, а про хозяйство забыли.
— Это верно. Однако, Шаходат, было бы неплохо припасти что-нибудь на черный день.
— Ну, ты не из таких. Да и я тоже… — Шаходат-хола задумалась.
— А ты у меня хорошая жена, Шаходат. Если я, на твое счастье, оправлюсь — достану тебе звезду с неба, только скажи — и достану.
— Сначала тебе надо выздороветь, а там посмотрим. Так что же тебе приготовить на обед? Что это за еда, будь она неладна, без соли и без жира?!