— И только? — Девушка перевела дух.
— Это уже о многом говорит.
— Да, наверно. Ведь я… его люблю.
— А он?
— Он тоже. Уже давно.
Ну вот, теперь все сказано. Все-таки когда-то надо было выяснить отношения. Может, это к лучшему. Ему теперь все совершенно ясно. Теперь он постарается не думать о ней. Пройдет время, наверно, полюбит другую. Ведь в кишлаке столько хороших девушек. И красивых. Вот, например, младшая дочь Нормата-ака Джумагуль, недавно десять классов окончила. Очень милая. И Гюльчехра представила себе ее лицо, глаза, всю ее фигуру.
— Прости меня, Самад, — сказала она. — Прости…
— Нет, это ты меня прости. Я мог бы и промолчать. Вырвалось почему-то… Ну вот мы и пришли к твоему дому.
Самад остановился у ворот, и девушка протянула ему руку:
— До свидания.
— До свидания. — Самад легонько сжал ее ладонь и сразу отпустил.
— Самад!
— Что?
— Подожди… Ты обиделся на меня?
— Нет. — Самад грустно улыбнулся. — Не обиделся, честное слово. Ведь мы не дети. До свидания.
Однако Гюльчехра не могла отпустить его так:
— Ведь мы все равно останемся друзьями? Я считаю тебя самым лучшим и близким другом.
— Я тоже. До свидания. Все в порядке, Гюльчехра, не беспокойся.
— Спасибо, Самад, счастливо тебе…
Гюльчехра долго смотрела ему вслед. Самад не оборачивался. Горько ему сейчас. Но что она может сделать? А если бы не было Абдуллы? И тогда бы она дала такой ответ. Самад хороший парень, хороший товарищ. На него можно положиться. Но этого мало… И снова перед ней возникло лицо Джумагуль. Он может полюбить эту девушку! Или какую-нибудь другую. Человек не может жить без любви.
Эта мысль почти успокоила Гюльчехру, и она вошла во двор. Сейчас ее встретит мачеха. Мачеха? Нет, Гюльчехра уже не может так ее называть. А сначала было очень тяжело. Когда Зумрад-апа впервые появилась в их доме, девушка не могла на нее смотреть, не могла она смотреть и в глаза отцу. Зумрад-апа была родом из Алтыарыка, муж давно с ней развелся, обвинив ее в бесплодии. Она состояла в каком-то дальнем родстве с Норматом-ака и по временам наезжала в Мингбулак.
Прошел год после смерти матери Гюльчехры, и раис заговорил о своей родственнице со своим другом Ганишером.
— Я очень уважал твою жену Саодат, — сказал он, — память о ней у меня в сердце. Но ты подумай о своих детях. До каких пор твоя образованная дочь будет служанкой в доме? Она должна учиться, должна работать. Потом сообрази: она уже не маленькая. Выйдет замуж, что будешь делать один? Кто поднимет на ноги твоего сына?
Крепко задумался Ганишер-ака. Полтора года думал. Не мог он забыть свою жену. А Гюльчехра совсем замоталась — хозяйство, учеба, работа.
И вот, глядя на свою бледную, осунувшуюся дочь, Ганишер-ака решился: созвал пятерых друзей, сделал плов и привел Зумрад-апа к себе в дом. И — чудо! — дом почти сразу стал полной чашей. Такой поворотливой, хозяйственной, ласковой оказалась эта круглолицая застенчивая женщина. Алишер очень скоро стал звать ее мамой. Гюльчехра же часто плакала, на нее не действовали уговоры отца: «Доченька, я привел Зумрад, думая о тебе, о твоем брате. Я привел ее, чтобы вы не были сиротами, чтобы не остались без присмотра. Если же она вас станет обижать, то я… Но ты же видишь, какая она. Она не сделает этого. У нее не было детей — она полюбила вас. Да она ковром готова перед вами расстелиться». Все же девушка постепенно оттаивала. А потом случилось так, что Зумрад-апа перед сбором хлопка решила съездить на неделю в Алтыарык проведать сестру. Алишер попросил взять его с собой. Гюльчехра не хотела, чтобы он поехал, но Ганишер-ака не возражал, и девушка промолчала. Неделя прошла незаметно. А когда они вернулись, девушка не узнала брата: на нем были новые туфли, белая рубашка с отложным воротником, красивые шерстяные брюки. И, самое главное, до того он был ухоженный, розовощекий — просто прелесть.
Алишер сразу бросился к сестре.
— Ой, как было хорошо! — закричал он, — Ой, как хорошо!
И тогда девушка подошла к своей мачехе и обняла ее со слезами на глазах. Они вместе поплакали, и с тех пор Гюльчехра перестала ее дичиться. Они подружились.
…Зумрад-апа увидела девушку из окна и вышла во Двор.
— Как прошло собрание, все хорошо? — спросила она мягким, грудным голосом.
— Даже очень, — ответила Гюльчехра. — А я так боялась! Вопросы градом посыпались. А сколько народу было в правлении — полным-полно! Все хорошо получилось, и макет понравился…
— Да буду я твоей жертвой, милая, у меня за тебя сердце болело. Сейчас будешь есть или отца подождешь?