От его слов предметы вокруг пришли в движение, закружившись в медленном хороводе. Конечно, она не ждала от него проявлений радости, даже заинтересованности не ждала. Но все эти дни она пыталась искать ему оправдания. Иначе придется признаться самой себе, что она — просто влюбившаяся дура, а с его стороны это было лишь желанием деревенщины заполучить столичную девчонку. Он потом этим еще и хвастал? Перед другими парнями, от которых так легко избавился. Перед ментом своим, перед Анькой. Бред какой-то. И ощущение, что все это происходит не с ней. Это не может с ней происходить. Но что, если Олекса прав, и Назар просто не захотел ехать с ней. Она столько раз звала. Он всегда находил объяснения, но разве только в этом его слова не сходились с поступками?
Обещал не обижать, и делал это с завидной регулярностью.
Говорил, что не отлипнет, и исчез с радаров.
«Я никому тебя не отдам», — снова проговорил в ее голове Назар. Никому не отдам, а сам с Анькой… И требует доказательств. Вот так — без дураков. Чтобы отстала. Чтобы не мешала ему и его Аньке.
Ей показалось, что теперь мир завертелся с удвоенной скоростью. Как так получилось, что именно он — чужой и далекий, оказался единственным, кто ей нужен? И уже понимая, что тонет, но в отчаянии хватаясь за последнюю соломинку, Милана негромко проговорила:
— Я люблю тебя.
А в ответ услышала его хриплый, тяжелый выдох. И звук голоса, похожего на его, но и какого-то чужого одновременно:
— Сделай тест. И мы поговорим.
Она резко остановилась, подняла голову и обнаружила себя у огромного до потолка шкафа с такими же огромными зеркалами на дверцах. В глазах слезы, подбородок дрожит, волосы, небрежно заплетенные в косу. Только мир кружиться перестал. Милана сделала глубокий вздох, выныривая на поверхность, растянула губы в широкую улыбку, так, будто улыбалась в камеру на фотосессии, и неожиданно легко проговорила, перед тем как нажать отбой:
— Да пошел ты…
Конец