Заведующий лесопунктом ехал самым первым. Он гнал вовсю, не разбирая дороги, грязь так и взлетала из-под колес. Реммельгас поспевал за ним с трудом. Еще трудней приходилось технику, маленькому и щуплому, да к тому же, как видно, и неважному велосипедисту. Реммельгас поглядел через плечо назад и покачал головой: по лицу техника струился пот. Лесничий не догадывался, что Вийльбаум взмок не только от жары и гонки, но еще и от страха. Он боялся дремучего леса. Здесь так мрачно шелестит листва, так уныло скрипят на ветру стволы, которые сплелись друг с другом, здесь все время что-то пощелкивает и похрустывает… Здесь в чаще ничего не стоит наткнуться на медведя, а то и на злых людей…
Реммельгас окликнул Осмуса, и тот спрыгнул с велосипеда.
— Техник устал, — видно, не привык ездить.
Осмус равнодушно взглянул на острое, как у хорька, лицо техника, украшенное пенсне. Опершись на велосипед, он закурил папиросу. «Человек тоже!» — подумал Осмус презрительно. Никогда он не брал его с собой в лес — обуза с ним, но сегодня, сколько Вийльбаум ни увиливал, пришлось-таки ему потащиться вместе с Осмусом, у которого были на техника какие-то тайные виды.
Вийльбаум вытер большим платком лысину и лицо и поглядывая на лес, спросил:
— А медведи… здесь водятся?
Лесничий поспешил его уверить, что водятся, и с жаром рассказал о косолапом, который время от времени наведывается в овсы Нугиса, как бы проверяя, созрело ли уже зерно.
— Почему же старик не застрелит медведя? — спросил, заикаясь, Вийльбаум. Узнав же, что Нугис оставляет в лесу еду, чтобы получше привадить к этим местам косолапого, техник ошалело покачал головой. Рехнулся старик! В войну, мол, чуть не всех медведей истребили, так вот не надо отпугивать оставшихся, пусть их разоряют посевы.
Когда они снова сели на велосипеды, Вийльбаум уже не рискнул ехать последним и пристроился вторым.
С ними должен был еще поехать Питкасте. Реммельгас вечером позвонил ему, но объездчик заохал и сказал, что он обещал пойти в Ээсниду принимать лес после санитарных порубок, что его ждут, что будут неприятности, что… Одним словом, пусть обходятся без него. «Предчувствует споры, разногласия и, чтоб не портить ни с кем отношений, старается остаться в стороне», — подумал Реммельгас, не вполне, впрочем, в этом убежденный. Возможно, причина просто-напросто в том, что Питкасте стал человеком слова: раз он уже с кем-то сговорился, то ему стыдно надувать людей. И Реммельгас не стал спорить, рассчитывая на помощь Нугиса или Анне.
Он не знал, что Анне уехала. Она уже некоторое время назад отпросилась у отца в город, только не сказала зачем, откладывая со дня на день разговор начистоту: то у отца было плохое настроение, то она сама не находила нужных слов, скованная каким-то необъяснимым смущением. Но наконец больше стало невозможно тянуть. Может, потом и не будет возможности поступить в техникум? Вдруг все места заполнят более молодые, пришедшие прямо со школьной скамьи? Это соображение положило конец колебаниям девушки, и она пошла к отцу, который рубил хворост на задворках.
— Отец, — сказала она, — не сердись на меня и не думай обо мне плохо. Я давно уже хочу с тобой поговорить… Я решила поступить осенью в лесной техникум. — Словно испугавшись возражений отца, она торопливо продолжала: — Я все обдумала и передумывать не буду. Хватит мне стоять в стороне да смотреть, пора лесу пользу приносить. А без учебы это невозможно.
Старик загнал топор в козлы и, сев на чурбак, выудил из кармана трубку. То-то его дочь была в последние дни такой рассеянной, такой неприкаянной. Его не проведешь, он каждый пустяк приметит: в воскресенье на лесопосадках он сразу увидел, как им весело вдвоем — его дочке и лесничему, не то что обыкновенным добрым знакомым. И ему стало ясно, что Анне ждет не дождется Реммельгаса. Он частенько думал о дочери с легким страхом, он замечал беспокойство девушки, порой даже препирался с ней, когда она в плохую погоду отправлялась по грязи на какое-нибудь собрание или на вечер. А потом упрекал себя: нечего равнять молодых по себе, пню замшелому. Анне и не подозревала, что отец постепенно приучал себя к мысли, что рано или поздно она улетит из лесов Сурру. Да, он часто думал об этом, и все же ее теперешний разговор об учении явился для него неожиданностью… Тут было над чем подумать. Учиться! Несколько лет тому назад он бы посмеялся над намерением дочери, но теперь все учились, и мужчины, и женщины. Реммельгас тоже пришел из школы. И время и деньги, которые государство потратило на его обучение, нельзя считать потерянными… У Анне голова неплохая, лес она любит, трудолюбия у нее хоть отбавляй, из нее получился бы неплохой лесничий.