Мы страшно завидовали Адаму, который каждый день мог свободно уходить и приходить. Напялив свою фуражку, он выбирался из дома на белый свет и шел сначала по Коллинз-стрит, а затем ехал на поезде в бухту Хобсона, где стояла «Эмма Лангли». Через неделю «Эмма» должна была снова отчалить, на этот раз в дальнее путешествие к берегам Англии с грузом шерсти на борту, предназначенным для йоркширских фабрик. Сейчас как раз шла погрузка, и Адам должен был все время присутствовать на корабле, чтобы наблюдать за ней. Он уходил из дома задолго до завтрака и возвращался только к обеду. Представляю, какое облегчение он испытывал каждый раз, когда за ним захлопывалась дверь этого дома. Он имел возможность посещать свой мир, состоящий из одних кораблей, в котором не было места для женщин, черных платьев и приглушенных голосов. Туда он сбегал от слез, всегда сопровождающих людское горе, да что там говорить – само горе казалось ему утомительным.
Я видела, что Роза каждый вечер ждет его прихода, как в свое время ждала Джона Лангли. Она будто чувствовала его приближение – специально появлялась на лестнице, когда он должен был позвонить в дверь, или, рискуя навлечь на себя гнев Джона Лангли, отодвигала штору в столовой, чтобы посмотреть, не идет ли Адам по улице. Заметив его, она бежала к двери и открывала ее еще до того, как он позвонит. Лишь только он появлялся на пороге, она сразу же заводила с ним разговор, засыпала его вопросами; за целый день это было единственное время, когда в доме звучали голоса. Но обычно оно продолжалось до тех пор, пока не звонили к обеду; тогда Джон Лангли отрывался от своих занятий, и все разговоры прекращались. Иногда Роза и Адам проводили минут десять вместе, сидя в гостиной при открытых дверях, где они вели какую-нибудь невинную беседу, неспособную вызвать подозрения ни у кого, кто случайно пройдет мимо. Но я-то чувствовала, сколько для Розы заключено в этих минутах, как болезненно остро переживала она редкое удовольствие насладиться чьим-то обществом, снискать чью-то любовь и восхищение. И в голосе Адама я узнавала что-то неуловимое, что всегда присутствовало в нем, когда он говорил с Розой, как будто он произносил совсем не те слова, которые хотел сказать. Мне казалось, что в минуты этих коротких встреч они умудрялись сообщать друг другу нечто совсем иное, чем то, что звучало в их словах, выражать какое-то глубинное и непонятное другим чувство, заставлявшее меня воздерживаться от попыток войти в гостиную самой и прервать их беседу, предъявив собственные права на Адама. Я только вилась вокруг да около гостиной и слушала, о чем они говорят, но зайти в нее так и не решалась. И мысленно молила Бога, чтобы скорее позвонили к обеду.
Роза жаловалась, что ей совсем не идут черные платья, а мне казалось, что это единственная одежда, в которой у нее по-настоящему царственный вид. Сочетание мраморной белизны ее лица с черным фоном было чарующе прекрасным. Так думала я; но одному Богу было известно, что думал по этому поводу Адам.
В ту неделю ни я, ни Джон Лангли не появлялись в магазине, хотя работы хватало. Нас ждали, чтобы мы разобрались с беспорядком, царившем там после пожара. Однако дело ограничивалось тем, что каждый день к Джону Лангли приходил Клэй с бухгалтерскими книгами, и они просиживали в его кабинете по многу часов. Иногда меня тоже приглашали принять участие в обсуждении, но я чувствовала, что делалось это неохотно, так как Джон Лангли по-прежнему старался не афишировать, какое участие я принимаю в его делах. Мы, как повелось, играли в нашу безобидную игру, где первое правило гласило, что все предложения и решения исходят не от меня. Сколько раз я слышала, как он произносит мои собственные слова, но тем не менее согласно кивала, как будто услышала их впервые.
И все же одно решение было принято совсем без моего ведома. Для оглашения его меня отозвали из классной комнаты, где я занималась с детьми, и пригласили пройти в кабинет. Это случилось на пятый день после пожара. Джон Лангли и Клэй ждали меня, закрыв все бухгалтерские книги. В приветствии Джона Лангли я уловила некое радостное возбуждение, столь нехарактерное для него в последние дни. Его холодные глаза немного ожили, и в лице появилось особое молодцеватое выражение, которое лишь изредка посещало его.
– Мы как следует все просчитали, мисс Эмма, и пришли к выводу, что страховая сумма вполне приличная. Мы полностью покроем все потери, связанные с пожаром, поэтому решено на месте склада построить новое здание. Что касается дамского отдела, то пока он должен продолжать работать. К сожалению, там сильно поврежден верхний этаж, Клэй считает, что ликвидировать последствия затопления будет неэкономично.