– Я Роза Магвайр, – сказала она, – это Ларри, мой старший брат. А это Пэт… и Син.
Имя третьего брата она назвала после небольшой паузы, и я поняла, что первые два были неразлучной парой.
– А меня зовут Кон, – сказал десятилетний мальчик.
– Наш младшенький, – уточнила Роза. Она сказала это нарочно, чтобы слегка поддразнить его, но своим тоном невольно навела меня на мысль, что у них с мальчиком довольно большая разница в возрасте, а значит, она тоже успела побыть «младшенькой», тем более что была единственной дочкой.
– Мне одиннадцать, – выкрикнул он, обращаясь скорее к Розе, чем ко мне.
– Уже почти мужчина, – оценила я, – ты ведь собираешься вести себя здесь, как подобает мужчине, правда же? Ты будешь всем помогать, когда сможешь.
Он покраснел от удовольствия.
– Да, конечно, – ответил он, стараясь говорить как взрослый, – ведь в Балларате нет школы, поэтому я буду свободен и смогу помогать отцу.
Тут Ларри вынул изо рта незажженную трубку и, наставив ее на Кона, строго сказал:
– Твои занятия никто не собирается отменять. У нас в семье еще не было неучей. Или ты хочешь остаться дурачком только из-за того, что в придачу к учебе тебе придется немного помахать лопатой?
– Вы только послушайте его! – сказал Пэт. – Нет, это надо слышать! Да уж, Ларри, из тебя получится отличный лавочник, это твое! Я так и представляю, как ты раскладываешь кусочки мыла, ну просто настоящий англичанин!
Ларри, который менее бурно реагировал на острое словцо, чем Кон, просто смерил брата долгим ледяным взглядом, как будто давно уже свыкся с тем, что тот – так себе, дурачок, а уж потом ткнул своей трубкой в его сторону.
– Я всего лишь собираюсь вытряхнуть золотишко у них из карманов, – сказал он, – и необязательно для этого копаться в земле. Людям нужны одежда, еда, сковородки и лопаты. Я завезу все, что им нужно, и их золото перекочует ко мне в карман.
– Ну вот, я и говорю – лавочник.
– Не надо этого бояться – лавочник – спокойно ответил он, – здесь ведь Новый Свет, поэтому каждый начинает свое дело по-своему. И так можно добиться того, о чем мечтаешь.
– И о чем же ты мечтаешь?
– Конечно, стать богатым, – ответил тот.
И все, включая самого Ларри, весело рассмеялись. Одна я вдруг остро почувствовала, что его слова совсем не похожи на шутку. Сейчас ему примерно двадцать четыре и он так же уверен в том, что станет богатым, как в том, что держит в руках эту трубку. Присмотревшись к нему, я нашла его почти красивым. Он, да и два других брата принадлежали к тому типу, который обычно называют «черный ирландец». У них были черные волосы и темно-серые глаза, которые выглядели почти как черные. Если бы не светлая кожа, их можно было принять за испанцев. Как и Роза, братья унаследовали цвет волос от отца, поэтому светловолосый и голубоглазый Кон смотрелся среди них, как подкидыш. Все они вели себя со мной просто и без зазнайства, хотя до этого мы были незнакомы. Я подумала, что, может быть, они притворяются; зная, что я буду с ними только до конца поездки, они рады пустить мне пыль в глаза, как, я слышала, любят делать ирландцы. Но среди них я чувствовала себя так хорошо, будто знала их всю жизнь. И теперь, когда меня не жгло солнце, когда ноги не спотыкались на каждом ухабе, не бились о дорожные камни, я смогла наконец предаться отдыху, оставив их наедине с семейными разговорами. Я еще не знала, что произойдет со мной через несколько часов, и теперь, вспоминая тот день, благодарю Бога за те счастливые мгновения передышки. Порывшись среди багажа, Пэт вытащил большую флягу с водой.
– Вот что тебе нужно. После такой дороги…
Я с благодарностью приняла флягу и стала пить, а они продолжили свой спор.
– Что до нас с Сином, так мы считаем: главное – иметь землю, – сказал Пэт, – никогда я еще не встречал богача, который не был бы землевладельцем. Достаточно только приобрести землю, и проблемы исчезают сами собой – сиди себе и радуйся, глядя, как овцы обрастают шерстью. Что скажешь, Син? Тот кивнул.
– Это как раз для меня, – сказал он.
Я поняла, что, даже если бы Пэт утверждал прямо противоположное, Син все равно был бы с ним согласен. Пэт, казалось, считал вполне естественным, что брат во всем ему уступает и соглашается с любым его решением. Словом, если бы мне захотелось спросить что-либо у Пэта, то с тем же успехом я могла бы задать этот вопрос Сину – и услышала бы одинаковый ответ.
– С землей ты уже опоздал, – сказал Ларри, – это ясно как Божий день. Ее давно распределили среди тех, кто приехал сюда одними из первых. Сначала правительство сдавало землю в аренду, а потом они получили право выкупить ее по пять шиллингов за акр. Представляешь, Пэт! По пять шиллингов за акр богатейшей в колониях земли! И это уже когда они успели сколотить себе состояние за время аренды! Некоторые владения простираются аж на сотни тысяч акров. – Он помотал головой, словно стряхивая захлестнувшую его зависть. – Так они и захотят разрушить эти угодья ради того, чтобы продать кусочек мелкому фермеру! Овцеводы контролируют законодательную власть, старателям не дано право на выборах – и что ты тут сделаешь? Поэтому-то я и выбираю торговлю. Случается, что и богатые продают мыло или чай, не только же бедные…
– Какое, к чертовой матери, мыло? – вскричал Пэт. – Вот они, грязные, вонючие англичане, контролируют, не пропускают, кого не хотят, – это так на них похоже! Вы можете быть на правах слуги, но ни в коем случае не на равных! Мне уже тошно все это слышать, – лицо его потемнело, – а если говорить о правах, то мы вообще не должны были ехать сюда, и тем более выпрашивать у кого-то разрешение пасти здесь жалкую дюжину овец! Если бы на свете существовала справедливость, мы бы жили сейчас, как короли, на земле дедушки Магвайра в Виклоу. Роза раздраженно прервала его:
– Пэт, опять ты заводишь этот разговор! Я уже не могу слышать про то, какие мы на самом деле благородные. Ты же никогда даже не видел Виклоу. У нашей семьи нет земель вот уже сто лет. Какой смысл изображать из себя господина, если ты нисколько не лучше, чем обычный конюх?
– Мы всегда принадлежали к дворянству и сейчас оставались бы господами, если бы проклятые англичане не украли нашу собственность, так же как и у всех порядочных ирландцев! Так же будет и здесь, если, конечно, мы позволим. Но ведь здесь Новый Свет. Значит, должны быть новые законы. Каждый имеет право считать себя господином, если он этого хочет. Кто сказал, что человек, который разъезжает на чистокровном жеребце, чем-то лучше меня?
Ларри согласно кивнул ему.
– Если уж ты так жаждешь стать господином, Пэт, тогда тебе точно по пути со мной. Я собираюсь делать деньги, а когда преуспею в этом, никому и в голову не придет спрашивать меня, где я жил в Старом Свете – в родовом замке или в простом коттедже.
Роза хихикнула.
– Ты будешь расхаживать в шелковых жилетках, Ларри, а Пэт в своей любимой фланелевой рубашке продолжит разглагольствования о «правах» и всяческой «несправедливости».
– А как вы представляете свое место здесь, уважаемая мисс? – отпарировал Пэт. – Может быть, вы сделаете состояние игрой на фортепиано и пением? Сдается мне, что здесь вам придется брать уроки по приготовлению лепешек с чаем. Бедные ваши холеные пальчики, трудно вам придется, фланелевые рубашки так плохо отстирываются!
Но она только рассмеялась над его словами, словно их нелепость не вызывала у нее никакого сомнения. Она нарочно протянула свои руки на всеобщее обозрение – я думаю, в большей степени для меня, – посмотрите, какие у нее белые и аккуратненькие пальцы. Хотя и не маленькие, руки ее имели очень красивую форму, а что касается их размера, так она и сама была довольно высокого роста. Ей было тогда семнадцать.
– Посмотрите, – сказала она, – они совершенно безупречны и, я надеюсь, такими и останутся.
Она торжествующе смотрела на нас сквозь длинные ресницы, обрамлявшие глаза, и я заметила, что они у нее того необъяснимого цвета, который в эту минуту кажется темно-синим, а через мгновение становится почти что фиолетовым. Кожа у нее была белоснежная, губы неяркие, но четко очерченные. Она обладала точеными, совершенно аристократическими чертами лица, которые в большей степени напоминали отцовские. Мать в таком возрасте смотрелась, вероятно, просто очаровательно милой. А Роза была красива, и этого не понял бы только дурак. Роза хорошо это знала…