- Ты откуда? Ты беженка, что ли? - спросил он ее. Девочка посмотрела на Мишку большими глазами и ничего не сказала, - видимо, не поняв вопроса.
- Ты беженка? - переспросил он.
- Беженка, беженка, - сердито ответила за нее женщина, толкавшая тележку.
- А откуда ты? Издалека? - спросил Мишка девочку, когда они немного отстали от ее матери.
- Мы на улице Стачек жили. Знаешь? - ответила она.
Мишка не раз ездил на Кировский завод и прекрасно знал этот широкий проспект.
- Понятно, знаю. А куда ты едешь?
- На Выборгскую сторону...
- От немцев уходите?
- Да. У нас, наверно, бой будет... Там стреляют. Они дошли до Литейного моста и здесь расстались. Мишка свернул на набережную. Он шел неторопливо, обдумывая все то, что видел, слышал и пережил за эти короткие дни. Вспомнил проводы отца. Дым пожаров. Отряды ополченцев. Разрывы бомб, их жуткий вой. Раньше слово "война" не вызывало в нем никаких представлений, кроме картинок, которые он видел в книгах да в кино. Теперь перед ним начинали вырисовываться контуры чего-то жестокого, громадного, что неумолимо надвигалось на всех, грозило раздавить, убить, разрушить. Мишка еще не видел близко крови и смертей, и поэтому образ войны только намечался в его сознании.
Пройдя Летний сад, Мишка свернул к Марсову полю. Вдруг что-то ударило в землю и раздался страшный грохот. Не успел Мишка сообразить, что случилось, как последовал второй оглушительный взрыв, крики людей, звон разбитых стекол... Мишка выбежал из-за угла. Навстречу ему бежали перепуганные люди. Недалеко, в каких-нибудь ста метрах от него, стояло большое облако дыма. Снова что-то засвистело в воздухе и грохнуло, но уже дальше.
Это был артиллерийский обстрел. Первый снаряд ударил около Электротока и убил проезжавшую лошадь. Кучер каким-то чудом остался жив. Второй снаряд упал около трамвайной остановки, недалеко от памятника Суворову, и ранил постового милиционера. Затем снаряды стали ложиться ближе к Невскому, Люди бежали и прятались кто куда. Более хладнокровные, в том числе и Мишка, бросились помогать пострадавшим, Раненого милиционера унесли в подворотню. На асфальте осталась небольшая лужа крови. Лошадь долго еще билась в судорогах, и ей ничем нельзя было помочь.
Осмотрев воронку, постояв немного около убитой лошади, Мишка направился к трамвайной остановке.
- Это цветочки. Ягодки будут впереди, - зловеще сказал пожилой мужчина в больших роговых очках.
- Да. Лапы у немца длинные. Середину города из пушки достал. Теперь держи ухо востро. Теперь мы на фронте.
Мишка внимательно посмотрел на двух говоривших мужчин. Оба они были пожилые, хорошо одеты, с портфелями.
- По правилам - город не удержать, - сказал Один. - Артиллерия бьет по центру, а если они решатся на штурм, от Ленинграда ничего не останется.
- Не так страшен черт, как его малюют. - Вы, видимо, имеете смутное представление о силе и технике немцев.
- Я-то имею представление. С четырнадцатого года по семнадцатый с немцами дрался. Пойду и теперь, если понадобится, а Ленинграда не отдадим.
- И я пойду, - вмешался Мишка.
- Правильно, парень.
- Ну, если мы еще и грудных младенцев в атаку пошлем...
Мишка хотел было отругнуться, но его перебил второй:
- Тихо, паренек! Ни к чему спорить. Человек от страха рассудок потерял и всякие глупости говорит. Пускай.
Подошел трамвай, и они разошлись в разные стороны. Мужчина в очках сел в первый вагон, а Мишка направился в последний. В вагоне говорили об обстреле, хмуро разглядывая из окна воронку от снаряда и выбитые стекла в домах.
Только теперь Мишке пришло в голову, что не следовало, пожалуй, оставлять этого человека в роговых очках, который говорил, что "по правилам - город не удержать". Кто его знает, что это за человек? Ведь всем было страшно, и, однако, никто со страха так не говорил. Мишка выругал сам себя. Но было уже поздно.
У площади Льва Толстого Мишка слез и пошел в детский сад.
Сестренка обрадовалась приходу брата, но первый ее вопрос больно отозвался в Мишкином сердце.
- Миша, а где мама?
- Мамы нет, Люсенька.
- Мама на работе? Да? А мама придет?
- Если баловаться не будешь, придет, - ответил он, чувствуя, что бесполезно говорить ей о смерти матери.
Чтобы отвлечь девочку, он вытащил из кармана конфету, которую отложил для нее за завтраком. - На вот...
Девочка немедленно сунула конфетку в рот.
- Ну, как ты устроилась? Хорошо? Девочка кивнула головой.
- Ты скажи мне, если кто обижать будет. Говорить больше было не о чем. Мишка вспомнил наставления матери, которые она раньше делала ему, уходя на работу, и повторил их сестре. Девочка молча кивала головой, но слушала невнимательно, несколько раз оглядывалась на дверь. Там были подруги, и, видимо, ее оторвали от игры. Погладив по голове сестренку и неловко чмокнув ее в щеку, Мишка вышел.
Отсюда он направился на Сытный рынок. Здесь можно было встретить людей из всех районов города, всех возрастов, всех профессий. Мишка осторожно пробрался к тому месту, где накануне он видел однорукого, но там его не оказалось. Углубившись в промежуток между ларьками, мальчик ждал и наблюдал, разглядывая людей и прислушиваясь к разговорам. Однорукого не было. Тогда он пошел по рынку и, выбравшись из толчеи, залез на лестницу рыночного корпуса. Отсюда было хорошо все видно, но из-за тесноты лица людей было невозможно разобрать. Мишка упорно искал в толпе запомнившуюся ему фигуру инвалида.
- Мишка! - услышал он знакомый голос. Оглянувшись, он увидел Ваську, который протискивался к нему из толпы.
- Куда ты пропал? Мы тебя искали, искали вчера... Думали, разбомбило... Завтра со Степкой хотели в больницах искать.
- По делам ходил, - серьезно ответил Мишка, - А ты чего тут?
- А я очереди продаю.
Васька забрался на лестницу и, устроившись рядом С другом, объяснил, что это значит.
- У ларьков очереди за картошкой, а как тревогу объявят, их разгоняют. Я, понимаешь, вон в тот подъезд запрячусь и жду. Как отбой заиграет, так бегом и сразу к ларьку. Всегда первый. Хорошо платят. Видал?