А потом они забирались далеко в море, играли, ловили рыбу, причем Свистун вытягивал из глубины таких огромных рыбин, что даже местные рыбаки прониклись к ребятам великим уважением. Рассказам о дельфине они, конечно, не верили, да мальчишки не очень-то и настаивали: в конце концов, если взрослым больше нравятся выдумки о невероятном везении, пусть себе тешатся.
Потом они палили костры на берегу, и жарили рыбу, и варили уху, и не было ничего на свете вкуснее! Правда, Свистун не очень жаловал огонь. Он предпочитал держаться подальше и хрюкал весьма неодобрительно, когда ему предлагали жареное или вареное. Однако ребята не обижались на своего морского приятеля — каждому свое.
Но самое интересное начиналось, когда все трое отдыхали, отяжелев от еды — Юрка с Джеймсом в моторке, Свистун — снаружи, положив круглолобую голову на борт. Они рассказывали друг другу замечательные истории о море и суше, о людях и дельфинах, о себе и своих товарищах. Ребятам было многое непонятно в рассказах дельфина, дельфин плохо понимал ребят, но все-таки им было хорошо вместе, а это уже половина понимания.
В тот день все шло, как обычно. Они вернулись с хорошим уловом, Джеймс начал разжигать костер, а Юрка — чистить рыбу. Свистун крутился в бухточке и недовольно фыркал. Вдруг он замер:
— Мама…
Юрка от неожиданности чуть не порезал палец, а Джеймс выронил в тлеющую кучу высохших водорослей целый пиропакет. Пламя ухнуло вверх огненным деревом, Свистун шарахнулся от бухты, да и сами ребята испугались не меньше.
А за волноломом, метрах в ста мористее, разыгралась «семейная драма». Мать Свистуна, большая светло-серая дельфинка, взволнованно трещала, стараясь увести сына в море. Сын пытался что-то доказать, выводя еще более оглушительные рулады, и порывался вернуться. Наконец рассерженная мамаша ухватила сына за ласт крепкими зубами и бесцеремонно потащила за собой. Свистун обиженно взвизгнул, но покорился.
— Это ты виноват, — сказал Юрка, когда дельфины скрылись. — Зачем такой фейерверк устроил? Они не любят огня, а ты… Свистуну теперь попадет за нас…
— Я же не нарочно, — всхлипнул Джеймс. — Уронилась пачка… Я чуть сам не стал загораться… Фух-фух!
— Вот и фух-фух теперь…
Свистун не появился на следующий день, не появился и на последующий. Ребята сидели на берегу грустные, ловить рыбу не хотелось; моторка бесцельно покачивалась на ленивой зыби. Потом на целую неделю зарядил дождь, и стало ясно, что Свистун больше не вернется.
А теперь улетает Джеймс.
Закинув голову, Юрка смотрел в небо адлеровского аэропорта, отыскивая среди толчеи летательных аппаратов китообразный корпус межконтинентального реалета. Когда долго смотришь, начинает казаться, что ты на дне колоссального аквариума и над тобой гоняются друг за другом пестрые экзотические рыбы: вот золотым вуалехвостом всплыл пузатый гравилет, вот стайкой испуганных гуппи срезало вираж звено спортивных авиеток, вот степенно спускаются два туристских дископлана — чем не семейство скалярий?
А вот и Джеймс. Трехсотметровый реалет поднимается медленно, словно боится передавить ненароком всю снующую вокруг мелочь. Синие с красным лопасти едва подрагивают, и вид у реалета какой-то обиженный.
Юрка помахал рукой, хотя отлично понимал, что Джеймс даже в бинокль не разглядит его.
Хороший парень Джеймс. Настоящий друг. Хотя и любит читать нотации не хуже взрослого. Зато он честный и преданный. Юрка подарил ему на память лучший камень из своей космической коллекции — кусок лабира, который папа привез с Прометея. Лабир передразнивает окружающее: положишь его на синее — он становится красным, положишь на красное — становится синим, на черном он прозрачен, как горный хрусталь, а в темноте светится желтым, как маленький осколок солнца. Такой уж упрямый наоборотный минерал. Интересно, как поведет себя лабир в лондонском тумане?
Реалет тем временем выбрался из толчеи и замер, уткнувшись тупым носом в небо. В следующую секунду у него выросли плазменные хвосты, ослепительные даже на такой высоте. Словно проснувшись, реалет вздрогнул и исчез в стратосфере.
Вот и все.
Почему хорошее так быстро кончается?
Вместе с потоком провожающих, улетающих, прилетающих, встречающих и просто скучающих Юрка вышел из аэровокзала на площадь. В центре зеленой подковы поблескивала зеркальная спинасоленоидного метропоезда. Но лезть под землю не хотелось, да и спешить было некуда.
Он взял в автомате двойную порцию ананасного мороженого и побрел к полосе кинетропа. Погода хмурилась, влажные тротуары бежали по аллеям почти пустыми. Только на крытых лавочках сидели кое-где редкие попутчики — в основном бабушки с младенцами.
Юрка тоже уселся на лавочку и принялся за пломбир.
Чем же все-таки заняться до маминого приезда?
Когда он вчера говорил с ней по видику, она улыбалась, а глаза у нее были заплаканные. Папа ее успокаивал, а она ругала этого толстого академика и повторяла про нерешенные проблемы. И про то, что профессор Панфилов заболел.
А на самом деле ей, наверное, жалко Уисса. Он был такой сильный и добрый.
Хотя то, что мама приезжает раньше срока, совсем неплохо. С ней веселее. Особенно когда остаешься без друзей. Папе сейчас совсем некогда. Он работает. Скоро будет большой международный конгресс, на котором папа сделает самый главный доклад.