Я шел уже полчаса, когда увидел, что лес начал подступать к самой обочине; деревья отбрасывали на дорогу широкую тень. Я знал, что ферма находится сразу за деревьями и, ускорив шаг, миновал их, очутившись близ множества строений, которые, в отличие от хозяйств вокруг Аппер-Кросслиз, ничуть не выглядели заброшенными. Ярдах в двадцати за ними располагался фермерский дом.
Во дворе кто-то был, и я быстро прошел туда. На вымощенной камнем площадке стояли многочисленные молочные бидоны. Там же с метлой в руках трудилась женщина.
— Я пришел к мистеру Эдварду Хайнсу, — обратился я к ней. — Не подскажете, где его найти?
Она уставилась на меня и казалась едва ли не остолбеневшей.
— Дружок его, что ли? — спросила она.
— Не скажу, что он мой друг, — ответил я, — но у меня есть к нему одно дело.
Она не сводила с меня странного взгляда и молчала так долго, что я почти отчаялся услышать ответ, но наконец произнесла:
— Если мистер Эдвард вас не ждет, я бы на вашем месте к нему не ходила. Он нынче не в полном здравии — и иногда чудит.
— Я знаю, — ответил я. — И в чем-то его понимаю, но он захочет со мной встретиться, когда услышит, зачем я пришел. Он там?
Я указал на открытую дверь, к которой вела аккуратная гравийная дорожка, обсаженная ухоженными клумбами. Как я догадался, это был главный вход в дом.
— Ну, сэр, — с сомнением произнесла женщина, — вам там скажут, если к мистеру Эдварду нельзя, но я бы вообще не ходила.
— Не беспокойтесь! — воскликнул я и направился к двери.
Вскоре мне стала видна уютно обставленная комната. Внутри хлопотала по хозяйству седовласая старушка. Я задержался на пороге.
— Моя фамилия Аддисон, — представился я. — Не могу ли я поговорить с мистером Эдвардом Хайнсом?
Женщина (она показалась мне матерью разыскиваемого юнца) прервала работу и встревоженно посмотрела на меня. Было ясно, что и дома к мистеру Эдварду относятся так же, как и везде, и мне подумалось, что в детстве, наверное, его плохо воспитывали.
— Ну, — после красноречивой паузы начала она, — он, конечно, у себя наверху, но гостей он точно не жалует.
— Но меня он примет очень охотно, — убеждал я ее. — Я принес важное известие.
Она по-прежнему с тревогой взирала на меня, и я добавил:
— Мне известно о его увечьях. Вам не следует бояться неприятностей.
— Если б знать наверняка. — Она все еще колебалась, критически оглядывая меня. — Вы с ним знакомы, сэр?
— О да, — ответил я, — мы уже встречались. Уверяю вас, миссис Хайнс, все будет в порядке, просто позвольте мне подняться к нему и поговорить.
Если ранее у меня имелись какие-то сомнения, то вскоре я узнал определенно, что передо мной была мать печально известного мистера Эдварда, поскольку не успела она произнести и слова, как откуда-то со второго этажа послышался уже знакомый мне высокий ворчливый голос:
— Если это ко мне, мама, то скажите, пусть убираются прочь! Сами знаете, я никого не хочу видеть.
— Вот так-то, сэр, — сказала миссис Хайнс, не в силах скрыть смущение, — говорила же я, он вас не примет.
— Пожалуйста, разрешите мне подняться, — настаивал я, — он изменит свое решение, стоит лишь ему услышать, с чем я пришел.
— Мама! — вновь раздался раздраженный голос. — Да я ему шею сверну, если он сюда поднимется!
Судя по всему, взбудораженный молодой человек скрывался в комнате, расположенной прямо над дверью, у которой стоял я.
— Не волнуйтесь, мадам, — произнес я, вошел в комнату и успокаивающе положил руку на плечо старушки.
Не дожидаясь дальнейших возражений, я проследовал к лестнице, ведущей на второй этаж, и уверенно поднялся по ней. Взявшего след газетчика отпугнуть непросто, и через несколько секунд я очутился в чрезвычайно неопрятной спальне, стены которой были увешаны спортивными плакатами, репродукциями Кирхнера[23] и многочисленными фотографиями девушек.
Расцарапанный юнец, чье лицо все еще покрывал слой пластыря, встретил меня со сжатыми кулаками.
— Выметайтесь вон! — Таково было его приветствие. — Или я сам вас вышвырну.
— Уважаемый сэр, — сказал я, — если вам не хочется выступить в весьма дурном свете в качестве свидетеля на суде по делу об убийстве, присядьте и выслушайте меня.
Эдвард Хайнс замешкался, сжимая и разжимая кулаки и сверкая преисполненным бессмысленной ярости взором.
— Что такое? — потребовал он объяснений. — О чем вы говорите?
23
Вероятно, имеется в виду австрийско-американский художник и иллюстратор Р. Кирхнер (1876–1917), известный изображениями соблазнительных девушек в стиле модерн.