Когда я спустился, Мартин закрывал бар. Он непонимающе посмотрел на меня.
— Хочу прогуляться при луне, — объяснил я. — Сможет ли кто-нибудь меня впустить либо вы предпочитаете дать мне ключ от черного хода?
— Мы никогда не запираем, — последовал лаконичный ответ, — приходите, когда захотите.
Городской житель, наверное, поразился бы такой беспечности, но я, зная деревенские нравы, отнесся к этому довольно спокойно и, попрощавшись с трактирщиком, вышел.
Промах доктора Дамара Грифа сделал для расследования больше, чем все мои самостоятельные усилия. Было ясно, что евразиец видит во мне угрозу своей безопасности. Показав это, он тем самым выдал, что в чем-то виноват. Я был уверен, что он всеми способами старается преградить мне доступ в Фрайарз-Парк.
Откровенная попытка избавиться от меня физически — а именно так я представлял себе его приказ нубийцу — потерпела крах, и доктор несомненно понимал, что его карты раскрыты. Очевидно, он был готов на все, и победить я мог, только действуя очень быстро.
Стояла ясная ночь, ни единое облачко не пятнало темно-синюю гладь небес, но посреди этой красоты я более чем когда-либо ощущал одиночество и заброшенность, столь характерные для этой местности. На дороге не было ни души, и я нигде не заметил каких-либо признаков жизни; лишь когда я свернул на тропку, ведущую в лощину с пустой сторожкой, принадлежащей Белл-Хаусу, в древесной кроне над моей головой заухала сова.
Я очень боялся, что кто-то заметит мои передвижения, и потому остановился, размышляя, был ли звук, раздавшийся с низко свисавшего сука прямо надо мной, настоящим совиным криком или его имитацией — уханью легко подражать и его часто избирают условным сигналом. Я достал из кармана фонарик и направил луч в густую листву дуба, откуда, призрачно шурша темными крыльями, вылетела сова.
Я уверенно проследовал дальше по спускающейся под уклон тропе; шаги мои, казалось, грохотали в царящем вокруг безмолвии. Я добрался до поворота и посмотрел налево, но на дороге, пестревшей черными и серебряными пятнами, никого не было. Она вела к воротам Белл-Хауса и шла в этом направлении немного под уклон, справа же от меня начинался довольно резкий подъем. Именно в этом месте я в прошлый раз ошибся и свернул не в ту сторону.
Итак, я повернул направо и принялся искать ворота, до которых, по моему убеждению, оставалось около двухсот ярдов. Дорога плавно изгибалась влево и вскоре, как и ожидалось, я очутился недалеко от увитой плющом сторожки, чуть видневшейся за воротами, которые перекрывали путь.
Я не сомневался, что передо мной вход во Фрайарз-Парк, но не собирался проникать туда обычным образом, через ворота. Вместо этого я двинулся вдоль высокой и, по всей видимости, древней стены, окружающей поместье. Пришлось пройти не менее трехсот ярдов; здесь стена, некогда оберегавшая монастырский огород, переходила в высокую живую изгородь, а в ней я быстро обнаружил достаточно широкую дыру, куда и протиснулся.
Попав внутрь, я очутился в своего рода парке, поросшем величественными вековыми деревьями, в основном вязами. Было невозможно определить, где заканчивался парк и начинался лес, но слева тянулась высокая стена; в лунном свете, который в этой точке не застила листва, отчетливо проступали очертания ворот.
Туда я и направился, старательно высматривая капканы, о которых был наслышан, и столь же внимательно проверяя, не скрывается ли кто в засаде. Я беспрепятственно добрался до ворот — и обнаружил, что они закрыты и заперты на большой висячий замок.
У стены пролегал защитный ров, и я пошел вдоль него в сторону большака в надежде, что где-нибудь попадется удобное место, где можно будет перелезть через стену. Я продвигался медленно, так как оказался среди множества кустов, внушавших особое опасение: они могли послужить удачным прикрытием для капканов. Так я едва не дошел до живой изгороди у дороги, прежде чем обнаружил то, что искал.
Достаточно близко ко рву росла ель, годная для моей цели. Ее нижние ветви свисали довольно низко, а выше я увидел сук, проходивший над стеной. Набросив на запястье ременную петлю трости, я взобрался на дерево и вскоре очутился верхом на стене.
Подо мной простирался заброшенный сад, а справа я видел пустошь, некогда бывшую просторным огородом. Прямо внизу находилась сторожка, но дом оставался вне поля зрения; вероятно, он располагался где-то за густой рощей, куда уходила подъездная дорога: по пятнам лунного света я мог проследить, как она лентой извивается между стволами.