Их ввели внутрь. Низкий потолок, двухскатная крыша, тяжелый дух. Грубый стол, скамьи. Скамьи уже заняты прочими гостями Торгейра Олавсона.
И кормчий тут, и лекарь Веф. И еще какие-то из местных. Надо понимать, уважаемые. Одна скамья еще свободна. Для новгородцев? А они здесь кто? Гости или прислуга? Нет, прислуга – женщины, расставляющие посуду и котлы с варевом.
Торгейр Олавсон во главе стола жестом предложил новгородцам сесть. Разлил по деревянным кружкам хмельного из кислого молока – мюсу, вроде браги. Заговорил торжественно, то и дело указывая кружкой в сторону новоприбывших.
– Вроде отпускает нас, – зашептал Ленок. – Хочет в нашем лице иметь не рабов, но хороших работников и верных друзей.
– Выпьем, коли так, – обрадовался Сивел. – Видать, Кальф не забыл-таки о наших заслугах, передал кормчему слово для дядюшки – за нас чтоб замолвить. Выпьем! Хотя лучше бы меду, а не этой кислятины.
Выпили. Застучали ложками, зачавкали.
Когда первый голод был утолен, Торгейр Олавсон снова разлил брагу и обратился уже напрямую к новгородцам.
Ленок напряженно вслушивался, силясь понять главное:
– Если раб пил вино из хозяйских рук, то он свободен, – пересказывал своим. – Что-то еще о голой или стриженой голове говорит, да я не пойму, к чему это. Значит, мы теперь его работники, хотя и свободные.
– Свободные, хотя и его работники, – хмыкнул Сивел. – Однако без еще одной кружки не разберешься. А то и без двух-трех. Наливай!
Налили, выпили. Налили, выпили. За столом стало шумно. Прочие гости подходили, гулко хлопали по спинам. Надо понимать как знак приятия? Так и будем понимать. А то ведь иначе в ответ можно схлопотать. Сивел – молодец горячий…
Лекарь Веф в знак приятия подсел, стал втолковывать новым работникам смысл речи Торгейра.
– Чудная страна, – хмурился Белян, силясь переварить новое в жизни.
– Чего чудная?! – улыбался Ленок. – Хорошая страна! Почти уже без рабов! К чему они? Тут все работают наравне. Никаких князей, никакой власти!
– Такого не может быть. Как же без власти?
– Ну, может, и есть власть какая, да после узнаем! Зато точно понял, что все тут сами по себе и трудом своим живут.
Дверь распахнулась. Через порог переступил седовласый человек в сопровождении молодого гибкого парня. Его встретили любезно, но без радости. Хозяин приветствовал сдержанно и даже с холодком.
– Кто это? – шепотом спросил Ленок Вефа.
– О! Сам годи!
– Кто такой годи?
– Власть в этом фьорде и всей округи. Ари Торкельсон. А с ним его племянник Тьодольв.
– Что-то вроде не жалует их хозяин?
– Враждуют давно. До драки не доходит. Но ссорятся часто.
– Во! И власть пришла, – почти обрадовался Белян. – А ты, Ленок, кумекал, что тут нет ее.
– Так я что? Я ничего…
Годи Ари Торкельсон сотворил молитву, благословил всех и трапезу и степенно уселся на место рядом с Торгейром. Продолжайте веселье, продолжайте. Ешьте, пейте…
Но веселье как-то сразу пошло на убыль. То бишь ели-пили. Однако по инерции, без былого энтузиазма. Или просто утомились? Не пора ли на покой? Завтра-то утром чуть свет – за работу. Сказано, тут все трудом своим живут… И то верно.
* * *
А работы непочатый край. Заготовка кормов на долгую и студеную зиму. Постоянные ремонты в усадьбе. Вспашка полей под хлеба, очистка их от камней. Да мало ли работы в большом хозяйстве, оторванном от всего мира морским простором! Работы много.
Потому чуть свет – народ в доме зашевелился. Будет день, будет пища. Но ее надо заработать.
С вершины холма виден весь поселок, фьорд, речка в оправе редких кустов можжевельника и берез. Алела ягодами рябина. Крохотные лодки рыбаков с полосатыми парусами в заливе, покрытом пенными барашками. По склонам – кучки овец, подбирающие последние пожухлые стебли трав. По небу – рваные облака, собирающиеся у горизонта в серые тучи, грозящие дождем или снежной крупой.
На дворе усадьбы раскладывали товар, прибывший давеча. Топтались пришлые из местных, присматривая покупку. Больше всего интересовал лес, всегда нужный в хозяйстве – починить лодку, сработать дверь или скамью. О деревянном доме никто и не мечтал. Даже сам годи Ари Торкельсон жил в земляном доме и с дерновой крышей. Вот то-то и оно. Власть вроде бы у Ари Торкельсона, а ценный лес у Торгейра Олавсона. Понятно, почему враждуют. Право слово, что было, то и будет, и нет ничего нового под солнцем.
* * *
Оказалось, Торгейрборг – усадьба, самая богатая в поселке. И хозяин ее, Торгейр Олавсон – соответственно. Не имей власти, но имей связи. Родовые связи тут решают если не все, то многое. Местные бонды-земледельцы и скотоводы ревниво охраняют свои привилегии и неохотно подчиняются чужому самоволию. Даже если то самоволие – от власти. Постоянные раздоры, к примеру, – из-за общественных выгонов. Кому-то не хватает, и стремление выгнать на них большее число скота вызывает недовольство общины. Годи своей властью не всегда удается решить эти споры миром. Случаются драки и стычки семей. Потом долго страсти не унимаются. Поселок разделяется, вражда охватывает люд. Вроде и вялый мир, потому что войны никто не объявлял. Но и вялая война, потому что какой тут мир, если тихая вражда. Все, как везде. Все, как всегда…
Воинственные викинги постепенно превратились в мирных бондов, но память о былых подвигах жива – вон все стены в усадьбе Торгейрборг завешаны старинными доспехами и оружием, бывавшим в деле. Ан вся прежняя воинственность проявляется только в ссорах и стычках между собой. Ну и, конечно, в нескончаемых рассказах о былом – при свете сальных коптилок, на сон грядущий.
Ленок был, пожалуй, самым стойким слушателем. Белян и Сивел давным-давно сопели, видя третьи сны, а Ленок все вникал и вникал, заодно осваивая и осваивая чужую речь.
– Что ж вы спите, братья?! Это ж так интересно!
– Отстань, дай выспаться! Завтра снова работать и работать. Не до баек.
– Но это ж так интересно…
И впрямь ведь интересно. Про исландских богов – Одина, Тора, Фрейи. А одна легенда о подвигах Сегурда и его вражде с драконом Фавниром чего стоит?! Богиня судьбы Норна и злые ассы. Загробные чертоги Валгаллы – как там привольно живется павшим в бою викингам. Оно конечно, все в прошлое отходит. Прямо как у нас, крыжаки старых богов выживают – те только в сагах и римах жить остались. Но ведь остались!.. Неужто неинтересно?!
– Отстань, сказано! Нам интересней лишний часок для сна прихватить. Ночью человек должен спать. Тем более зимой.
Зимой, да. Уже зима…
8
Зима. Утром – солнце. Иней на траве и кустах тает. А через час уже – ветер с севера, туман и холод. Завьюжит, закрутит, и все живое старается спрятаться в тепло, ближе к огню. К вечеру опять тихо, тучи уносятся к морю. Ночь грохочет штормом, люди ежатся во сне.
Работы сворачивались. Скот был готов к зимовке, и только овцы изредка выгонялись на пастбища, пощипать последнюю бурую траву. Рыбаки перевернули лодки и больше не выходили в море. Оно постоянно штормило, кидаясь на берег яростными валами.
Ленок уже сносно понимал речь исландцев. Да и Сивел мало уступал ему. А вот Белян упорно не желал разговаривать, хотя и понимал простые фразы. Он как-то задубел и молча трудился на самых тяжелых работах. Торгейр им был очень доволен и доверял самые ответственные дела.
Для забавы Сивел собирал ребятишек и показывал им приемы с оружием, устраивал потешные бои с Ленком и иногда, очень редко, с Беляном. Понаделал деревянных мечей и копий, за что получил разнос от хозяина, но мальчишки были в восторге. Они стучали игрушечными мечами по плетеным щитам и хвастались синяками.