Но после того, как эта запись была переведена Рихтеру, тот совершенно спокойно сказал Шварцу несколько слов, и переводчик вернул лист Мальве.
— Шеф просит писать дальше. Он рад, что вы правильно понимаете суть дела. Скрывать и в самом деле нечего.
— Больше я никого не знаю…
— А вам и не надо знать. Вы напишите…
— Товарищ Валигуров, оставляя меня, предложил мне завербовать вас, Шварц. Он сказал, что вы можете стать для подполья необходимым человеком. А я, как видите, не успела этого сделать. Но если вам так хочется, я могу дописать вас. — Она склонилась над листом, занесла ручку. Заколебалась.
— Писать, писать! — крикнул Рихтер.
Мальва записала: «Фридрих Янович Шварц — переводчик, до войны — начальник районного похоронного бюро».
— Все! — сказала Мальва. — Больше я никого не знаю. — И передала лист. Фридрих Янович долго вчитывался, потом передал написанное Рихтеру.
— Скажите ему, что я не успела вас завербовать. Просто не успела. Так и скажите.
— Скажу, — покорно проговорил Шварц, встав на деревяшке. Рихтер выслушал его, сокрушенно покачивая головой, должно быть, хваля его за откровенность, ведь Фридрих Янович мог об этом и промолчать, не передавать просьбу Мальвы.:
— Я сказал, — обратился Шварц к Мальве, словно сбросив с себя тяжелый груз. — Вы, правда, имели это в виду?
— Что?
— Завербовать меня. Мальва молчала.
— Считайте, что вы это сделали. Не думайте, что мне с ними сладко. Полагаю, что моей родине тоже не сладко. Как и вашей…
Потом он стал что-то говорить Рихтеру. Мальва не поняла, что именно. Но по тому, что они оба слоено бы забыли о ней, о ее присутствии, догадывалась, что речь шла о пей, как об отсутствующей уже.
— Ваша последняя просьба? — вдруг перевел Фридрих Янович вопрос Рихтера.
— Моя? Какая же может быть у меня просьба? А, есть одна!.. — вдруг вырвалось у Мальвы. — Освободите детей. Глинских детей. Тех, что ночуют в подвале. Там сыро, холодно, дети голодные, еще совсем маленькие. Мерзнут. В тряпках завелись вши.
— Сейчас я скажу ему. Дети, и правда, не виноваты… Я знаю о них.
Рихтер выслушал спокойно, даже с некоторым сочувствием.
— Шеф тронут вашей добротой. Но вам следует просить за себя. По законам, которые у нас действуют, он вынужден вас…
— Я готова… Так и скажите ему.
— Я сказал. Шеф спрашивает: а как же райком?
— Какой райком?
— Подпольный, которым вы руководите, руководили?
Рихтер что-то долго растолковывал Шварцу, тот перевел:
— Шеф полагает, что вам лучше остаться в подполье. Другого выхода он не видит… И я тоже не вижу, — вставил скороговоркой Фридрих Янович, — Вам помогут сегодня же организовать бегство. Сегодня ночью…
— Зачем? Мне некуда бежать… Я дома. Пусть бежит он.
— Оставьте, Мальва. Вы понимаете, о чем речь. Вы же умная женщина. Я знаю вас давно. Еще с тех пор, как вы родили сына. Была весна… Я работал тогда завхозом в больнице. У меня не оказалось стекла для большой лампы… А вас привезли ночью. Паника, крик, беда… Слава богу, сын растет. Подумайте о нем. Это я уже от себя… Сколько ему?
— Десять…
— Как летят годы! — ужаснулся Шварц.
В глазах блеснули слезы.
— Also, was? — спросил Рихтер переводчика — Ну что?.
— Sei ist bereit… — сказал тот. — Она готова. И продолжал переводить для нее:
— Я сказал, что вы согласились. Теперь слушайте дальше. Раз в месяц вы должны будете докладывать о работе подпольного райкома: можете являться сюда, а хотите, люди шефа будут приходить на вашу явочную квартиру. Шеф спрашивает, есть ли у вас такая квартира?
— Есть.
— Здесь, в Глинске? — Здесь.
— Будьте добры, адрес.
— Подвал, где вы держите детей. Я согласна умереть вместе с ними. Туда пусть и посылает людей ваш шеф.
Фридрих Янович совсем растерялся.
— Напрасно, Мальва, напрасно. Мы здесь с вами никто. Одно его слово, полслова — и мы с вами на виселице. А кто же будет бороться?.. Кто, если всех перевешают?
— Не вы, Шварц!
Он, вероятно, доложил, что у нее нет явочной квартиры. Она согласна приходить сюда. В гестапо. И перевел ей дословно:
— Тогда каждое первое число. В ночь на первое. Мои люди будут знать об этом. Вот здесь на этой бумажке будет пароль.
Рихтер взял листок, что-то написал и подал Мальве. Она не стала читать.
— Спрячьте, — сказал Фридрих Янович. Мальва сложила листок вчетверо. Спросила:
— Все?
Фридрих Янович был заметно растерян. Он не знал, что еще могут от нее потребовать. Как будто все. Пароль дали, согласие получено, теперь у нее впереди месяц, а это немало, чтобы все обдумать, взвесить, выверить всеми высотами души. Шварц приписывал себе спасение этой женщины, которая, быть может, и в самом деле хотела иметь союзника в его лице. В душе он благодарил Валигурова, надоумившего Мальву так поступить. Мальва хотела встать, но Рихтер удержал ее резким движением руки.