«Может быть, с его приятелем случилось несчастье и он идет оказать ему помощь,» предположил Гендерсон. «Может быть нам лучше вызвать его.»
Я покачал головой. Суров определенно не спешил. Он выходил по собственным делам и теперь медленно возвращался на Циолковский. Мне не было дела до того, что командор Краснин позволяет своим людям выходить наружу в одиночку, хотя это казалось прискорбной практикой. А если Суров нарушал устав, мне также не было интереса докладывать ему об этом.
В продолжение следующих двух месяцев мои люди часто замечали Сурова, совершающего свои одинокие прогулки, но он всегда избегал их, если они подходили слишком близко. Я задал несколько сдержанных вопросов и обнаружил, что командир Краснин допускает, из-за недостатка людей, ослабление некоторых правил безопасности. Я не мог узнать, чем занимается Суров, но не предполагал, что его командир был в таком же неведенье.
Когда я получил аварийный вызов от Краснина, мне захотелось сказать «Я же вам говорил». У всех нас люди попадали в неприятности и мы высылали им помощь, но это было впервые, чтобы кто-нибудь потерялся и не отвечал, когда с корабля посылали сигнал вызова. Была проведена спешная радиоконференция, на которой выработали последовательность действий, и посланы наружу добровольные поисковые партии с каждого из трех кораблей.
Мы снова были с Гендерсоном и здравый смысл подсказал нам пойти тем маршрутом, которым шел Суров, когда мы его видели. Это было в том месте, которое мы считали «нашей» территорией, на некотором удалении от корабля Сурова, и когда мы пробирались у подножия невысокого холма, мне впервые показалось, что русские делают что-то, что они хотели скрыть от своих коллег. Что это могло быть, я не мог вообразить.
Его нашел Гендерсон и позвал помощь по радио. Но было слишком поздно: Суров лежал вниз лицом, его опавший скафандр был смят. Он стоял на коленях, когда что-то ударило в пластиковый шар шлема; было видно, что он упал вперед и умер мгновенно.
Когда командир Краснин подошел к нам, мы все еще рассматривали невероятный объект, который исследовал Суров, перед тем как умер. Это был кожистый, зеленоватый овал высотой около трех футов, укоренившийся на скале широко протянутыми усиками. Да – укоренившийся; потому что это было растение. В нескольких ярдах дальше было два других, гораздо меньше и, по-видимому, мертвые, так как они почернели и увяли.
Моей первой реакцией было: «Ведь это означает, что на Луне есть жизнь!» Я думал о том, как много чудес становятся правдой, пока мне в уши не ворвался голос Краснина.
«Бедный Владимир!» сказал он. «Мы знали, что он был гений, но мы смеялись над ним, когда он рассказывал нам о своих мечтах. Поэтому он держал свою самую значительную работу в секрете. Он покорил Арктику своей гибридной пшеницей, но это было только начало. Он принес жизнь на Луну – но также и смерть.»
Когда я стоял здесь в первый момент удивительного открытия, это казалось чудом. Сегодня во всем мире знают историю о «Кактусе Сурова,» как это было с неизбежностью неточно названо, и главное удивление прошло.
Его заметки рассказали всю историю, они описывали годы экспериментов, приведших его в финале к растению, чья кожистая оболочка была способна вынести вакуум и чьи длинные, выделяющие кислоту корни давали ему возможность расти на скалах, где даже лишайникам было бы трудно выжить. А мы были свидетелями реализации второй стадии Суровской мечты, потому что кактус, который навсегда был назван его именем, уже разрушал обширные площади лунных скал и таким образом готовил путь для более специализированных растений, которые теперь кормят каждое человеческое существо на Луне.
Краснин наклонился над телом коллеги и поднял его без труда в низкой гравитации. Он потрогал разбитые фрагменты пластикового шлема и в недоумении покачал головой.
«Что могло с ним случиться?» сказал он. «Все выглядит так, будто это сделало растение, но это нелепо.»
Зеленая загадка стояла здесь, на небольшой бесплодной равнине, мучая нас своим обещающим и таинственным видом. Затем Гендерсон проговорил медленно, как бы раздумывая вслух:
«Я, кажется, знаю ответ; я вспомнил кое-что из школьной ботаники.
Если Суров выводил это растение для лунных условий, как он должен был организовать его размножение? Семена должны рассыпаться по очень большой территории в надежде найти подходящее место. Здесь нет птиц или зверей, которые могли бы разносить их, как на Земле. Я могу придумать только одно решение – и некоторые из наших земных растений используют его.»
Он замолчал, прерванный моим криком. Что-то ударилось с резким звуком о металлический ремень моего скафандра. Это не причинило вреда, но произошло так внезапно и неожиданно, что повергло меня в крайнее изумление.
Семя, размером и видом напоминающее сливовую косточку, лежало у моих ног. В нескольких ярдах от него мы нашли другое, разбившее шлем Сурова, когда он наклонился. Он должен был знать, что растение созрело, но в своем стремлении к исследованию забыл, что это может означать. Я видел кактус, выстреливающий семена на четверть мили в низкой лунной гравитации. Суров был убит бессмысленным образом своим собственным творением.