– Ребята, это я, – возвестил старик.
– Майк! Ну ты и напугал нас! – сказал один.
– А мы подумали, может, случилось чего! – сказал второй.
– Может, и случилось – по крайней мере для него. – Он похлопал меня по локтю. – Что будешь пить, парень?
Я осмотрелся вокруг, хотел сказать – «вина», но вместо этого ляпнул:
– Виски, пожалуйста.
– А мне «Гиннесс», – сказал Майк. – Теперь познакомимся со всеми. Вот Гебер Финн, он владеет пабом.
Финн протянул мне виски.
– Скорее всего тем, что от него осталось после того, как его прозакладывали три-четыре раза.
Майк двигался дальше, показывая пальцем.
– Это О'Гейвин, у него самые шикарные болота во всем Килкоке, он добывает торф, чтоб не гас огонь в ирландских очагах. Он искусный охотник и рыболов, как в сезон, так и в межсезонье.
О'Гейвин кивнул:
– Я браконьерствую. На воде и на суше.
– Вы честный человек, мистер О'Гейвин, – сказал я.
– Нет. Как только я найду работу, – сказал О'Гейвин, – я покончу с этим.
Майк повел меня дальше.
– Следующий – Кейси, может подковать твоего коня.
– Кузнец, – сказал Кейси.
– Спицы твоего велодрына.
– Починка велосипедов, – сказал Кейси.
– Или свечи твоего драндулета.
– Ремонт автомобилей, – сказал Кейси.
Майк двинулся дальше.
– А это Келли, наш торфяной учетчик!
– Мистер Келли, вы ведете учет торфа, добытого мистером О'Гейвином на болоте?
Все засмеялись, и Келли сказал:
– Это распространенное туристское заблуждение. Так мы называем беговые дорожки. Я эксперт по скачкам. Я развожу лошадей…
– Он распространяет билеты на тотализаторе, – сказал кто-то.
– Букмекер, – сказал Финн.
– Но «торфяной учетчик» звучит солиднее, не правда ли? – сказал Келли.
– В самом деле! – ответил я.
– А вот Тималти, знаток искусства.
Я пожал ему руку.
– Знаток искусства?
– Я до такой степени насмотрелся на марки, что у меня теперь глаз наметан на живопись, – объяснил Тималти. – Вообще-то я почтмейстер.
– А это Кармайкл, который в прошлом году воцарился на местной телефонной станции.
Кармайкл, вязавший что-то на спицах, откликнулся:
– Моей жене нездоровится, все никак не поправится. Да поможет ей Бог! Я дежурю здесь, по соседству.
– А теперь скажи нам, сынок, – поинтересовался Финн, – что тебя гложет?
– Кит. И… – сказал я, выдержав паузу, – Ирландия!
– Ирландия?! – вскричали все.
Майк разъяснил:
– Он писатель, увяз в Ирландии и не в состоянии понять ирландцев.
В наступившем молчании кто-то произнес:
– А из нас кто понимает!
Хохот. Мистер О'Гейвин наклонился вперед:
– А что конкретно вы не понимаете?
Майк вмешался, чтобы предотвратить хаос:
– Правильнее сказать, недооценивает. Пребывает в замешательстве. Поэтому я отправляюсь с ним на большую экскурсию по самым жутким местам и горьким истинам. – Он умолк и повернулся ко мне. – Ну вот и познакомились, малыш.
– Майк, вы пропустили одного. – Я кивнул на перегородку в конце бара. – Вы не познакомили с… ним.
Майк присмотрелся и спросил:
– О'Гейвин, Тималти, Келли, вы кого-нибудь там видите?
Келли посмотрел туда:
– Не видим.
Я показал:
– Ну вот же. Ясно как божий день! Человек…
Тут встрял Тималти:
– Послушай, янки, не нарушай вселенское равновесие. Ты видишь эту перегородку? Существует незыблемый закон, по которому всякий, кому хочется немного покоя и тишины, испаряется, автоматически превращается в невидимку, пустое место, ничто, как только окажется за этой перегородкой.
– Это факт?
– Во всяком случае, в Ирландии достовернее не бывает. То пространство, размером два фута на один, считается более сокровенным, чем исповедальня. Туда человек может уйти, если ему надо вскормить свою душу без лишних разговоров и суеты. Так что, каковы б ни были намерения, то пространство, до тех пор, пока он сам не снимет с себя обет молчания, считается необитаемым и там никого нет!
Все закивали, гордясь словами Тималти.
– Молодец, Тималти, а теперь допивай свой стакан, парень, будь начеку, стой наготове, смотри в оба! – сказал Майк.
Я стал смотреть на мглу, которая клубилась, просачиваясь сквозь дверь.
– Зачем начеку?
– Затем что там, в тумане, всегда таятся Крупные События. – Голос Майка зазвучал таинственно. – Как исследователь Ирландии, не позволяй, чтобы хоть что-то осталось необъясненным.
Он вперился в темноту:
– Может произойти что угодно… и всегда происходит.
Он глотнул туману и замер.
– Тс-с! Слышали?
Вдали раздалось глухое шарканье ног, тяжкое дыхание, которое становилось все ближе, ближе, ближе!
– Что?.. – спросил я.
Майк смежил веки:
– Тс-с-с! Слушай… Да!
Глава 4
Снаружи по ступенькам прогремел пьяный топот ботинок. Настежь распахнулись створки дверей. Внутрь, пошатываясь, ввалился изувеченный человек, обхватив кровавыми руками окровавленную голову. От его стона у каждого посетителя в баре пробежал мороз по коже. Некоторое время слышалось только, как лопаются пузырьки пены в узорчатых кружках; все лица – бледные, румяные, пунцовые, с паутинками капилляров, обернулись к незнакомцу. Над каждым глазом дрогнуло веко.
Мужчина в изорванной одежде стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, с глазами навыкате и дрожащими губами. Присутствующие сжали кулаки. «Ну?! – беззвучно кричали они. – Давай же, говори! Что стряслось!»
Незнакомца сильно качнуло вперед.
– Авария! – прокричал он. – Авария на дороге!
Тут у него подкосились колени, и он рухнул на пол.
– Авария!
Человек десять кинулись к нему.
– Келли! – Голос Гебера Финна сотрясал бар. – Беги на дорогу. И поосторожнее там, один раненый у нас уже есть. Не суетись. Джо, беги за доктором.
– Погоди! – раздался негромкий голос.
Из отдельной клетушки в темном конце бара, где лучше всего погружаться в философские размышления, на толпу щурился темноволосый мужчина.
– Доктор! – воскликнул Гебер Финн. – Вы были тут все это время!
– Ладно, помолчи! – закричал доктор и поспешно скрылся в темноте, а с ним еще несколько человек.
– Авария… – Уголок рта у лежавшего на полу задергался.
– Полегче, ребята.
Гебер Финн и двое других бережно уложили пострадавшего на стойку бара. Он лежал на инкрустированном дереве, прекрасный, как смерть. В граненом зеркале маячили сразу два ужасных отражения.
Снаружи, на ступеньках, толпа застыла в оцепенении, словно в сумерках океан поглотил Ирландию, а теперь обступает их со всех сторон. В гигантской дробилке туман перемолол и загасил луну и звезды. Чертыхаясь, все ошалело ринулись вперед, чтобы кануть в пучину.
Я стоял у них за спиной, в ярко освещенном дверном проеме, лишь бы не оказаться втянутым в это действо, которое смахивало на сельский ритуал. С того самого дня, как я оказался в Ирландии, меня преследовало ощущение, будто я проживаю на театральной сцене. И теперь, не зная своей роли, мне оставалось только таращиться на бегущих.
– Но, – неуверенно возразил я, – на дороге не было слышно шума машин.
– Разумеется, – чуть ли не с гордостью отвечал Майк.
Из-за артрита он не мог спуститься ниже верхней ступеньки, топтался на месте и что-то кричал в белесые глубины, поглотившие его приятелей.
– Перекресток обшарьте! Вечно там сталкиваются!
– Перекресток! – раздался топот гулких шагов, далеких и близких.
– И шума аварии не было слышно, – сказал я.
Майк презрительно фыркнул:
– По части шума со скрежетом мы отстаем. Но аварии все равно есть, достаточно туда сходить. Только не беги. Тьма-тьмущая, черт ногу сломит! А то налетишь сослепу на Келли – носится как угорелый. Или наткнешься на Финна – этот если налакается, то дороги не разбирает (не говоря уже о том, что по ней ездит). Финн, фонарь есть? От него мало толку, но все равно возьми. Ступай, слышишь?
Я на ощупь пробирался сквозь туман, окунулся в ночь, идя на грохот башмаков и хор голосов, что раздавались впереди. Пройдя сотню ярдов навстречу бесконечности, я услышал приближение людей, которые переговаривались сиплым шепотом: