— Концы отдают? — вздрогнул я.
— А ты прикинь! Что мешает двум крепким парням, что мчатся очертя голову, один из Кил-кока в Мэйнут, другой из Мэйнута в Килкок, столкнуться лбами? Туман! И ничего больше! Только туман стоит на их пути, не давая их черепушкам врезаться друг в друга. А когда они сталкиваются на перекрестке, происходит то же, что в кегельбане. Бах! Кегли разлетаются! Вот и они подлетают футов на девять, кувыркаясь в воздухе голова к голове, как милые дружки, а их велосипеды сцепились, словно два кота. Потом все это обрушивается наземь и лежит, дожидаясь прихода ангела смерти.
— Но ведь они же не...
— Ты так думаешь? В прошлом году не было в ирландском свободном государстве ночи, чтобы хоть кто-нибудь не загнулся в какой-нибудь чертовой аварии!
— Ты хочешь сказать, в год погибает три с лишним сотни ирландских велосипедистов?
— Святая и горькая истина.
— Я никогда не разъезжаю по ночам на велосипеде. — Гебер Финн смотрел на тела. — Только пешком.
— Ну так треклятые велосипедисты на тебя наезжают! — сказал Майк. — На колесах ли, пешком ли, все равно какой-нибудь недоумок гонит тебе навстречу. Да они скорее тебя пополам перережут, чем поздороваются. О, какие смельчаки превращались в дряхлые развалины, калечились или хуже, а потом всю жизнь мучились головными болями. — Майк вздрогнул, зажмурившись. — Можно подумать, человеку не по силам управиться с таким мощным и хитроумным механизмом.
— Триста смертей в год? — изумился я.
— Это не считая тысяч «ходячих раненых» каждую пару недель, которые, проклиная все на свете, забрасывают велосипед в болото и на государственную пенсию зализывают свои бесчисленные болячки.
— Так о чем мы тут болтаем? — Я беспомощно кивнул на пострадавших. — Где больница?
— В безлунную ночь, — продолжал Гебер Финн, — надо ходить полями, а дороги — ну их к черту! Вот так я и дожил до пятого десятка.
— А-а...
Раненые зашевелились.
Доктор, почувствовав, что слишком долго держит зрителей в неведении и публика уже начинает расходиться, резко поднялся, разом приковав к себе внимание, и произнес:
— Итак!
Мгновенно воцарилась тишина.
— У одного, — ткнул пальцем врач, — синяки, ссадины и две недели жутких болей в спине. А у другого... — Он поморщился, уставившись на второго: тот был бледнее и выглядел так, словно его собрали в последний путь, наложили грим и нарумянили щеки. — Сотрясение мозга.
— Сотрясение!
Прошелестел и утих легкий ветерок.
— Его можно спасти, если срочно доставить в мэйнутскую клинику. Кто вызовется отвезти его на своей машине?
Все как один повернулись к Тималти. Я вспомнил, что у дверей припарковано семнадцать велосипедов и только один автомобиль.
— Я! — вызвался Тималти. — Другой-то машины нет!
— Вот! Доброволец! Взяли пострадавшего — осторожно! — и несем в принадлежащий Тималти драндулет!
Они уже собрались было поднять раненого, но замерли, когда я кашлянул. Я обвел рукой присутствующих и поднес к губам собранные стаканчиком пальцы. Все в легком замешательстве уставились на меня. В заведении, где со стойки бара текут пенные реки, такой жест — редкость.
— На дорожку!
Теперь даже более удачливый из двух, внезапно оживший, с физиономией, похожей на сыр, обнаружил, что держит кружку. Ее вложили туда заботливые руки со словами:
— Ну давай... рассказывай...
— Что случилось, а?
— Пошлите... — простонал потерпевший, — пошлите за отцом Лири. Я хочу, чтобы меня соборовали!
— Сейчас приведем!
Нолан вскочил и побежал.
— Пусть моя жена, — просипел пострадавший, — позовет на мои поминки моих трех дядьев и четырех племянников, моего деда, Тимоти Дулина, и всех вас!
— Пиви, ты всегда был парень что надо!
— Дома, в моих лучших ботинках, спрятаны две золотые монеты, чтобы прикрыть мне глаза! На третий золотой купите мне приличный черный костюм!
— Считай, что все сделано!
— И чтобы виски — рекой. Я сам буду покупать!
У дверей послышался шорох.
— Слава богу! — закричал Тималти. — Это вы, отец Лири. Святой отец, нужно поскорее соборовать по высшему разряду!
— Ты еще будешь указывать, что мне делать! — сказал священник в дверях. — Будет вам соборование. Давайте сюда пострадавшего! Мы его вмиг!
Пострадавшего под одобрительные возгласы подняли на руки и бегом понесли к выходу, где священник регулировал движение.
Одно тело покинуло стойку бара, предвкушаемые поминки не состоялись, и зал опустел, остались только я и доктор, реанимированный велосипедист и двое приятелей, в шутку тузящих друг друга. Было слышно, как все гурьбой укладывают тяжело раненного в аварии человека в машину Тималти.