Он оставляет мешок в нише коридора, и узкая дверь Уршульиной кельи, крышка дубового гроба, захлопывается за обоими.
— Коля, что случилось? Ты выглядишь собственным дедом!
Коля, или Копл, как звали его дома, растягивается на полу, в углу, волосатые руки — на голове, чтоб она, голова, не сбежала.
— Ты права, Уршулья, я выгляжу дедом потому, что вечная молодость поселилась в тебе.
Она приносит полотенце, узел с одеждой.
— Переоденься. Одежда — твоя. Ты оставил ее здесь год тому назад.
— Уршулья, который час?
— Два.
— Спасибо, не стоит менять одежду. Через час я двину дальше. Вот если бы стакан молока…
Когда Уршулья возвращается с молоком, Копл уже спит, окованный сладкими цепями.
Она обвивает его безвольные руки вокруг своей обнаженной шеи и тащит, словно тонущего, к островку своей кровати.
Ее губы, пряно-теплые, прыгают по его костлявому лицу, как еще не умеющие летать птенцы — по шипам.
Ночная рубаха сползает с нее. Солнечное тело пьет с его одежды дождевую влагу.
— Коля, я видела тебя и во сне. Ты един или двоишься? Нет, ты един; лишь тогда, когда тебя нет, ты двоишься.
Пламя свечи — карлик с горящим горбом — все глубже погружается в свою восковую могилу.
— Лишь когда тебя нет, ты двоишься…
Дождь ударяет в окно свинцовыми кулаками.
Ударяет по Коплу.
Его веки разлепляются.
Кто приник к нему? Кто отсасывает яд из тела его? Ой, ведь он так может и опоздать!
Копл стряхивает с себя ее солнечные чары, вскакивает с кровати, приносит мешок, оставленный в коридоре, и стремительно кладет на постель.
Уршулья с плачем падает к его ногам:
— Мой мешок грехов, мешок моих прегрешений!
— Уршулья, не твои это грехи, можешь убедиться.
На фоне красных кирпичей при старом, седом от гари золоте коптящей свечи молодая обнаженная женщина, захлебываясь от слез, развязывает на кровати землистый комковатый мешок, и вдруг он отбрасывает ее от себя, как электрический разряд, и в комнату; ударяет трупный запах.
Мертвый мальчик. Повергнутая статуя из прозрачного голубого мрамора. Волосы — лавровый венок, оплетающий лоб, а нижняя губа — лежащий вопросительный знак. Мертвый смотрит из мешка замогильным взглядом на двух живых.
— Коля, кто этот мальчик, этот мертвый ангел?
Он натягивает мешок на статую и рассказывает:
— Кто этот мертвый ангел? Это Юлик, мой десятилетний друг. На дубу, в снежном гнезде, я увидел у озера Нароч заметенного мальчика. Раны его вспыхивали в снегу, как здесь, в комнате, молнии сквозь стекло. Вокруг дуба вертелся волк с обглоданной тенью. Едва я приблизился к дубу, волк с тенью в зубах исчез.
Я снял мальчика с дерева. Он выглядел, как замерзшая сова. И представь себе, Уршулья, мы узнали друг друга: та, которая блуждала в теле моем, словно иголка, была его сестрой. И знаешь, кто в городе, перед тем как он добрался до леса, спас его? Не поверишь — собаколов! Когда орда двуногих огней гналась за ребенком, собаколов накинул на его шею аркан и спрятал меж выловленных собак в своем возке.
С тех пор как я нашел мальчика, он стал мне пуще глаз.
Месяц тому назад, когда первые лиловые цапли весенней улыбкой потянулись над лесом, враг подковой оцепил наших людей. По всему получалось, что оставался лишь один выход: объединиться с лесными людьми командира Чарногуза по другую сторону Нарочи.
Была фосфорическая лунная ночь.
Длинной цепочкой, словно муравьи, тащимся мы по льду через озеро.
Я несу Юлика на спине. Живую молитву. На дубу он обморозил ноги, а лечение бабок мало помогло. Его дыхание и мое — одно дыхание. Нет, мы обменялись дыханием.
Посредине озера из-за холмиков внезапно поднялся противник. Ночь — лиловый пожар среди льда — охватила огнем наши лица. Я омыл свои глаза кровью, чтоб не притупилась гибельность снега и огня, и побежал с живой молитвой на спине. Ноги — словно звери в них вселились. Бегу под пулями, все ближе, ближе к елям на берегу. И тут — волк, зеленый искрометный волк с тенью своей в зубах. Он гонится, гонится за нами и прыжком — на мальчика, обвившего мою шею. Но в тот самый миг (это звучит как библейское чудо), когда волк повис в воздухе, его голову пронзила вражеская пуля.
Спустя несколько дней после сражения (оно запечатлено на ледяном свитке) Юлик сбежал. Каким образом? Он ведь едва стоял на ногах! Я не могу объяснить. Долго-долго разыскивал его и наконец нашел — рядом с мертвым волком.
Юлик оплакивал своего спасителя. Я не мог увести его от мертвого волка.