— Когда ты видел сенатора в последний раз?
— Ты разумеешь у меня? Первого января на новогоднем приеме. Пятнадцатого у них должен был состояться бал, но его отменили из-за болезни старшей дочери, приехавшей из Вены. С тех пор Кастелламари стали невидимыми. Они не принимают и никуда не выезжают, за исключением, конечно, сенатора, у которого есть обязанности по службе.
— Разве вы тоже считаете баронессу Штернбург серьезно больной? — вмешался в разговор третий господин, знакомый нам комиссар доктор Мартенс.
Консул, господин фон Зенндорф, пожал плечами:
— Ах, боже мой, господа, разве вы не знаете, что за народ эти женщины. Доктор, который состоит и нашим домашним врачом, говорит про нервные припадки, вызванные сильным нравственным потрясением. Я знаю лишь, что Мария, младшая дочь, с тех пор не выходит из дома и самоотверженно ухаживает за больной. Парикмахерша тоже рассказывает, что баронесса страшно нервна, ни с того ни с сего начинает плакать и подчас ведет себя как безумная. Но впечатления тяжелобольной она не производит.
— Я сейчас объясню, почему я задаю вам этот вопрос. Знаете ли вы, что ваша тяжелобольная баронесса вот уже два вечера подряд, в костюме, не подобающем ее положению, тайком, через черный ход, уходит из дома, чтобы отправиться за мост Риальто в низкопробную харчевню, где собираются преступники и всякий сброд, на свидание к человеку весьма подозрительного вида?
— Что вы говорите, доктор, и откуда вам это известно?
— Дом находится под неусыпным наблюдением моих агентов. Им приказано следить за каждым шагом баронессы.
— Ну, знаете, в Венеции это не так просто. Не поплывет же ваш агент за гондолой!
— Мы и об этом позаботились. Но в данном случае ему и плыть не пришлось. И это тоже кажется мне весьма подозрительным. Баронесса не пожелала воспользоваться собственной гондолой и предпочла идти пешком чуть ли не через весь город. Значит, болезнь не так уж страшна, если даже допустить нервное расстройство, вызванное какими-нибудь потрясениями. У баронессы, по-видимому, имеются веские причины ни с кем не видеться и никого не допускать к себе. Поэтому и мы с бароном фон Сфором не были к ней допущены, несмотря на вашу рекомендацию.
В эту самую минуту на Пьяцетте показался старый господин, на руку которого опиралась молодая девушка.
Видимо, они были очень популярны; со всех сторон их приветствовали почтительными поклонами. Консул фон Зенндорф тоже вскочил с места, шепнув своим спутникам:
— Идите за мной, это Кастелламари с дочерью.
Кастелламари обладал благородной осанкой. Он был высокого роста, стройный, элегантный, с белыми как снег усами и бородой. Дочь его, прелестная, цветущая девушка лет семнадцати, с большими черными глазами, горевшими на бледном, тонком личике, была полна какого-то неизъяснимого очарования. Одета она была с изысканной, утонченной простотой.
Консул и его спутники пошли за интересной парой и видели, как сенатор, перейдя площадь, вошел с дочерью в книжный магазин. Они последовали за ними и, открывая двери магазина, ясно услышали слова сенатора, обращенные к приказчику:
— Почему опять так запоздали венские газеты?
— Из-за снежных заносов, ваше превосходительство.
— Как только они поступят, пришлите мне их непременно, как бы поздно ни было.
Зенндорф воспользовался наступившей паузой, чтобы раскланяться с сенатором и его дочерью и представить своих спутников.
Сенатор с изысканной любезностью обратился к барону фон Сфору.
— Я очень сожалею, барон, — сказал он по-французски, — что болезнь дочери лишила меня удовольствия принять вас вчера. Буду очень рад, если вы возможно скорее повторите ваше посещение. Вас я тоже буду рад видеть, доктор.
Барон фон Сфор почтительно поклонился. При всей своей светскости он не нашелся что ответить. Взор его был прикован к стоявшей около старого аристократа прелестной девушке, покрасневшей и опустившей глаза под пламенным взглядом молодого человека.
Видя, что сенатор собирается выйти из магазина, и заметив впечатление, произведенное на его родственника молодой девушкой, Зенндорф решил сыграть роль провидения.
— Не разрешите ли вы нам, ваше превосходительство, пройтись с вами? — обратился он к старику, ответившему нерешительным, но все же любезным «пожалуйста».
Консул и сенатор пошли вперед, доктор Мартенс, Сфор и молодая девушка замыкали шествие.
Не успели они сделать и нескольких шагов, как на площади раздался странный, резкий свист.