— Ничего, кроме того, что уже сказала, — сухо ответила баронесса.
— То есть я вкратце повторю во избежание недоразумений, — сказал Вурц, бросая искоса взгляд на капитана, — вы говорили нам, что в Адольфе Штребингере, павшем от руки убийцы на Грилльхоферштрассе, вы признали Бартоломео Джиардини — друга вашего детства и бывшего жениха, с которым вы разошлись после того, как он был арестован в Марконе за шпионаж.
— Ты была обручена с этим человеком? — воскликнул капитан. — Говори правду, Мета!
Баронесса тяжело дышала. Видно было, что она из последних сил боролась с обуревавшим ее волнением.
Ее тонкие пальцы судорожно впились в ручки кресла.
— Да, — с усилием наконец ответила она, и губы ее задрожали. — Да! Он был моим женихом.
— И я узнаю это только сегодня, при таких ужасных обстоятельствах, Мета! Узнаю от постороннего человека! Ты, значит, лгала мне, лгала! Лгала каждый раз, когда клялась, что кроме Штернбурга не любила ни одного мужчину!..
— Простите, капитан, — вмешался Вурц, — разговор грозит принять чересчур интимный характер. У вас впереди будет достаточно времени объясниться с вашей невестой. Теперь, — продолжал он, обращаясь к баронессе, — ответьте мне, имеете ли вы какое-нибудь отношение к преступлению?
— Нет, никакого. Я уже говорила об этом доктору Мартенсу, — отозвалась Мета. Голос ее звучал теперь тверже и спокойнее.
— Я знаю. Но это было до… вашего бегства. Может быть, у вас готов теперь другой ответ. Сорок восемь часов, которые вам были нужны, прошли… Господин капитан, вызванный вами, налицо… За чем же теперь задержка?
— Почему вы предполагаете во мне какое-то двуличие?…
— Вероятно, не без основания, — сухо заметил капитан.
— Франц!
Боже, как много заключалось в этом коротком крике! Целый мир любви и нежности и горький укор.
Ее темные глаза, только что смотревшие на Вурца с гордостью и даже некоторой жестокостью, устремились с трогательной мольбой на капитана. Тот упорно смотрел в сторону.
— Мне сдается, что по отношению ко мне ты не особенно строго придерживалась истины, — ответил он наконец. — Будь добра ответить господину начальнику тайной полиции на его вопросы.
— Итак, я повторяю, — сказал Вурц, — вы продолжаете утверждать, что не имеете ничего общего с преступлением на Грилльхоферштрассе?
— Продолжаю, — холодно ответила баронесса. — Если против меня говорит случайное стечение обстоятельств, то этого еще недостаточно, чтобы привлекать меня к ответу.
— Конечно! Вам стоит только доказать, что подозрения мои не более как простая случайность, и я не позволю себе дольше утруждать вас.
— Это мне легко будет сделать в Вене.
Тут капитан не вытерпел и вмешался в разговор.
— Я все время слышу о каких-то недоказанных подозрениях. В чем же вы, собственно, подозреваете мою невесту?
— Подозреваете — слишком сильно сказано, — уклончиво ответил Вурц. — Мы желаем только получить от баронессы разъяснение некоторых ее поступков.
— Может быть, я могу вам помочь?
— Очень меня обяжете. Не знаете ли вы, например, где находилась баронесса двенадцатого января от восьми до десяти?
— Нет, точно не знаю. Она должна была приехать на маскарад в Софийский зал, но почему-то не приехала.
— Я была там, но, желая сделать тебе сюрприз, надела не тот костюм, который раньше тебе показывала.
— Где же доказательства ваших слов? — спросил Вурц.
— Имейте терпение! В Вене все разъяснится.
— Почему вас так интересует, где была баронесса именно в этот промежуток времени? — осведомился капитан.
— Потому, что как раз в это время было совершено убийство на Грилльхоферштрассе. Убит бывший жених баронессы и, как показало следствие, убит женщиной.
Капитан вскочил с места и глазами, полными ужаса, уставился на начальника тайной полиции.
— Иными словами… вы хотите сказать… это значит, что вы считаете баронессу убийцей Бартоломео Джиардини, — пролепетал он. — С ума вы сошли, любезнейший! Ведь только сумасшедший может придумать такую глупость.
Вурц пожал плечами.
— Очень сожалею, — проговорил он, — но…
Капитан перебил его и горячо обратился к баронессе:
— Говори же, Мета! Что же ты молчишь? Или тебе нечего возразить на это чудовищное обвинение? Скажи мне правду, чтобы они убедились в своем безумии, Мета! Да скажи хоть слово! Ради бога, говори!
Баронесса молчала, бледная и неподвижная, крепко сжав бескровные губы. Наконец она прямо и смело взглянула в лицо начальнику тайной полиции и торжественно произнесла: