— Вы ошибаетесь, — с трудом проговорила она. Голос ее звучал глухо и хрипло. — Вы ошибаетесь, я вас не знаю.
— Неужели? — многозначительно протянул незнакомец.
Барон фон Сфор счел нужным вмешаться в разговор:
— Вы слышите, эта дама говорит, что не знает вас. Прошу вас избавить ее от вашей назойливости.
Незнакомец, видимо, колебался.
— Я далек от намерения быть навязчивым, — с вежливым поклоном ответил он Сфору. — Прошу простить, что потревожил.
С новым поклоном в сторону Сфора он дал ему пройти и подождал, пока тот усадил графиню в карету.
Затем он снова подошел к нему.
— Карталоне, — представился он.
— Сфор, — последовал ответ.
— Еще раз прошу вас извинить мое упорство, — заговорил Карталоне на не совсем правильном немецком языке, — но я был убежден, что узнал в вашей даме свою старую знакомую, и был бы вам чрезвычайно обязан, если бы вы назвали мне ее имя.
— Простите, — перебил его Сфор, — так ли я расслышал: Карталоне. Может быть, лейтенант Эрнст ди Карталоне?
— Совершенно верно, но откуда вы можете знать мое имя? — с удивлением спросил итальянец.
— Не писали ли вы недели две назад письмо баронессе Штернбург? Это письмо касалось вашего умершего друга Кастелламари.
— Да! Но я удивляюсь, что случай свел меня с человеком, знающим тайны моей частной переписки.
— Скажите лучше этому господину имя вашей дамы, — вмешался в разговор подошедший доктор Мартенс.
Сфор познакомил их.
— Вы не можете себе представить, какой счастливый случай свел нас, — снова заговорил барон. — Мы давно бьемся над тем, чтобы узнать что-нибудь об этой женщине.
— Я к вашим услугам, и знаю ее очень хорошо.
— Может быть, она американка по имени Гибсон?
— Ее удочерил сравнительно недавно американец, которого так звали. По рождению она итальянка и была цирковой наездницей.
— Ну в таком случае, — с волнением воскликнул доктор Мартенс, — она и есть та самая артистка, с которой Кастелламари находился в связи?
— Ну да!
— Наконец-то мы нашли ее, эту таинственную Мару Цинцинатти.
— Я со своей стороны не допускаю возможности ошибки; я узнал ее с первого взгляда, — заметил Карталоне.
— Я тоже был в этом убежден, — сказал доктор Мартенс.
— Надо было видеть, как она испугалась, когда увидела господина Карталоне и заметила, что он ее разглядывает.
— Она очень изменилась, — снова заговорил молодой итальянец, — особенно эти белокурые волосы… Я знавал ее более молодой и свежей. Да и то сказать, много лет прошло с тех пор.
— Итак, — повторил комиссар, — ошибки быть не может: это Мара Цинцинатти?
— Я узнал бы ее, будь она даже старухой. Слишком запечатлелся у меня в памяти ее образ… Но скажите, пожалуйста, кто этот господин, с которым я ее видел?
— Ее муж.
— Значит, она все-таки вышла замуж?
— Да, за вашего соотечественника.
— Его имя?
— Кампобелло.
— Граф?
— Да, граф Эрнст ди Кампобелло.
— Пожалуйста, познакомьте меня с ним. Мне хочется при его помощи убедиться в том, что я не ошибся.
— Хорошо. Идем.
На лестнице барон фон Сфор остановил доктора Мартенса:
— Что, если графиня подозревает что-нибудь и примет меры…
— Я принял свои, не тревожьтесь. О бегстве ей и помышлять нечего. Я послал за ней своего агента.
Глава XX
Между тем капитан Фернкорн и Кампобелло распивали уже третью бутылку шампанского, сидя за маленьким столиком около ложи.
Кампобелло пил бокал за бокалом. Глаза его сверкали, впалые щеки горели румянцем. Отъезд жены нисколько не повлиял на его настроение. Он без умолку болтал с Фернкорном, не обращая внимания на то, что кругом происходит.
Довольной улыбкой встретил он возвращение своих новых знакомых.
— Благодарю вас, барон, за то, что вы проводили графиню до экипажа.
— О, пожалуйста.
— Не угодно ли присесть, господа?
— Охотно! Разрешите представить вам моего знакомого: господин Карталоне.
— Очень рад!
И граф протянул Карталоне руку с любезностью, ясно доказывающей, что он не узнал в молодом итальянце господина, так сильно взволновавшего его жену.
Между тем на сцене происходили «индийские игры», как гласила программа. Артистка, пестро одетая и кокетливо завитая, показывала всем знакомые фокусы. Она попадала из пистолета в яичную скорлупу, которую ее партнер держал в руке; бросала в него ножами, пролетавшими около самой его головы, чтобы вонзиться в стоявшую позади доску, и прочее. Наконец занавес опустился. Публика неистово аплодировала.