Что-то похожее на смятение охватило Гаухар. А тем временем Гульназ ждет, наверно, тоже волнуется. Нельзя оставлять ее в полном неведении.
— В общем я согласна с твоей мамой, — не совсем уверенно начала она. Но навык учительницы брал свое. Если мысли и не складывались в какую-то стройную, законченную систему, все же Гаухар находила нужные ей слова. — Талант; одаренность, способность — назови как хочешь, — эти качества, Гульназ, в той или иной Мере заложены у каждого нормального человека. Но одни упорно работают, развивая их, другие, бездеятельные, уныло говорят; «Природа обделила меня».
и плывут по течению. Прославленные люди не зря говорят: труд и талант — близнецы, они неотделимы в человеке. Ленивец и при способностях ничего не добьется, а старательный в камень гвоздь вобьет, гласит пословица…
— Я тоже так думала, — несмело вставила Гульназ, — только слов у меня не хватало… Во что бы то ни стала надо хорошо учиться по всем предметам.
Вот это «по всем предметам», должно быть, больше всего и беспокоило девушку. Возможно, ради разрешения хотя бы этого вопроса она и пришла к Гаухар.
— Непременно, обязательно надо! — подчиняясь внутренней вспышке, почти страстно сказала Гаухар. Она была уверена: только как следует ответить. В этом сейчас заключался ее долг. — Надо, Гульназ! Только человек с разносторонними, глубокими знаниями и может стать подлинным новатором, творцом в своей области.
Трудно сказать, для кого был более полезен этот разговор — для девятиклассницы Гульназ, робко ищущей свои первые тропинки, или для учительницы Гаухар, словно впервые увидевшей ступени лестницы, по которой ей предстояло подниматься вверх.
11
Вот и верь весне! В конце апреля вдруг завернули холода. Выпал снег. На деревьях и кустарниках уже начали было зеленеть набухшие почки, теперь они наглухо закрылись. Ручьи почти перестали журчать и звенеть, текли совсем вяло, а некоторые подернулись ледком. Люди, снова в зимней одежде, проходят по улицам городка чуть ли не рысцой. Лица у всех серые, Скучные. Да и чему радоваться? Пронизывает холодным ветром, под ногами чавкает и хлюпает оттаявшая в полдень грязь. Легковые машины норовят ездить только по центральным, мощеным улицам, если же свернешь куда-нибудь в переулок, можно завязнуть. Порой не поймешь, что падает с неба — то ли снег, то ли дождь. Будто и не весна на дворе, а хмурая, мрачная осень.
Так тянулось два-три дня. Наконец-то перестало моросить сверху. Воздух не сразу прогрелся, но небо все же очистилось и к середине дня появились проблески солнца. Молодежь хоть и вздрагивает, но предпочитает одеваться по-весеннему.
Гаухар и Миляуша сегодня вместе вышли из школы. Теперь это случалось не так часто: то Миляуша задержится, поджидая Вильдана, то Агзам позвонит Гаухар я попросит уйти пораньше. Но сегодня подруги вместе. Сперва их сопровождала ватага учеников из класса Гаухар, потом ребята разбрелись по переулкам. — Они за тобой как цыплята, — говорит Миляуша, Раньше она, сказав шуточку, непременно рассмеялась бы громко. А сейчас поди ж ты, только улыбнулась, да и улыбка какая-то грустноватая. Гаухар не удивляется такой перемене — ведь Миляуше скоро предстоит стать матерью. Гаухар смотрит на нее уважительно, возможно — даже с некоторой завистью. Сама-то она не один год была замужем, но чувства материнства так и не испытала. Первое время невольно поглядывала в магазинах на детские вещички, слыша, как что-то неизъяснимо нежное подступает к сердцу, а потом все постепенно забылось, должно быть, примирилась, что это счастье не для нее. Даже сейчас, видя задумчивость и мягкость на лице Миляуши, она чувствует, что собственное ее сердце бьется сильнее.
— Что ж поделать, — ответила она Миляуше. — Если не дана своя полная радость, надо хоть кусочком чужой довольствоваться. — Она чуть покраснела от своего признания. — Вот, глядя на тебя, по-хорошему завидую. Правда, Миляуша, правда! Ты ведь скоро будешь нянчить своего ребенка…
— Ох, не знаю как! — глубоко вздохнула Миляуша. — Я чего-то боюсь. И Вильдану признаюсь в этом. Он успокаивает меня, тогда мне вроде бы легче. Дома я часто ловлю себя знаешь на чем? Тяну все один и тот же мотив. Вдруг спохвачусь: «Что это за песенка привязалась?» Оказывается, «Колыбельная». — Миляуша нерешительно улыбнулась. — Сказать, что я поглупела, наверно, было бы слишком. Во всяком случае, какие-то странности появились у меня.