Нет, все же она прежде всего учительница.
14
Все в жизни людей имеет свое начало и свой конец. Настал конец неопределенности в отношениях Гаухар и Агзама. Они объяснились. В сущности, это было очень немногословное объяснение. Почти все самое главное было произнесено раньше — взглядами, намеками, иносказаниями. Дед Хайбуш досказал остальное одним только словом, назвав Гаухар невесткой. Не чьей-нибудь, а именно своей невесткой. Куда уж яснее. А что осталось на долю Агзама, а Гаухар? Обменяться самыми приятными словами: да, они любят друг друга и могут теперь громко объявить это хоть всему свету.
В те минуты объяснений, да и в продолжение всего дня Гаухар очень волновалась. И счастье, и тревога — все смешалось в каком-то одном радостном сумбуре. Но вот миновали и те минуты, и тот день. Более того — Гаухар даже не помнит сейчас, какой это был день, какое число. Но Гаухар знает: пройдет какое-то время — и она вспомнит все до мельчайших подробностей, чтобы уже никогда не забыть… Друг другу и ближайшим своим друзьям они до бесконечности будут рассказывать об этих подробностях. Хватит этих рассказов на долгое-долгое время.
О последних часах, проведенных в своем классе, Гаухар потом часто вспоминала и много думала. Эти часы, этот последний день не перестанет сиять для нее, как негаснущая голубая звезда, указывающая путь в жизни. Но все же незабываемый день, промелькнул как-то очень быстро.
Когда дети шумно вышли из класса — последний раз вышли, — вокруг Гаухар вдруг стало так непривычно тихо, что она почувствовала вроде бы страх. Правда, она еще увидит ребят, их веселый гам доносится снизу — там, на школьном дворе, они ждут свою учительницу Гаухар-апа, чтобы вместе с нею сфотографироваться на прощание. Ребята рады, что им предстоит сниматься, они сейчас не понимают всей значительности происходящего.
На прощание!.. Сердце учительницы переполнено грустью. Сидит она за столом, совсем одна, в опустевшем классе. Теперь уже никто ни о чем не спросит ее звонким ребячьим голосом. Даже самые любимые ученики ее Акназар и Зиля ушли туда, во двор. Но через какие-то минуты они совсем, навсегда уйдут от нее в большую жизнь. Она никогда не уступала искушению хоть чем-нибудь показать, что Зиля и Акназар для нее дороже других учеников, наоборот, старалась подчеркнуть: все ребята в классе одинаково близки ей. Но теперь-то хотя бы себе Гаухар может признаться в самом сокровенном: независимо от того, будет ли впоследствии преподавать или нет, она не перестанет вспоминать прежде всего о Зиле и Акназаре.
Легко сказать — целых два года ее ум и совесть были заняты судьбами, поведением тридцати трех мальчишек и девчонок. Это были тридцать три различных характера. Нет, неисчислимо больше! Эти тридцать три неустановившихся характера в чем-то менялись, наверно, по тридцать три раза в месяц. Сколько же сердечного тепла взяли они у Гаухар, сами того не ведая? Сколько бессонных ночей провела она, думая о них, волнуясь. Есть ли на свете весы, на которых можно было бы взвесить все это?
Теперь уже со спокойной совестью можно сказать: трудный рубеж пройден, ни один ученик не остался на второй год! Все перешли в пятый класс. Первая ступень школы осталась позади. Как же ее радоваться этому! Гаухар ведь и сама, если удачно сдаст экзамены, шагнет на новую ступень. Как хорошо, что она шагнет одновременно со своими ребятами!
А все же наплакаться бы сейчас в пустом классе вдоволь, никому не показываясь. Но Гаухар не плачет, — вернее сказать, не плачет вслух. Она молчком смахивает с глаз непрошеные слезы. Потом… потом в последний раз окидывает взглядом пустой, тихий класс.
Учительница ничем не выдала свою грусть, когда легким шагом спускалась по лестнице. Лицо ее было спокойным. Ребята дружно подбежали к ней, наперебой передавали цветы.
— Это вам, Гаухар-апа! Мы сами набрали! — звонким голосом проговорила Зиля.
— Спасибо, — ответила Гаухар, прижав охапку цветов к груди. Она начала приглаживать взъерошенные волосы на головах у мальчиков, поправлять косички и банты у девочек в белых фартучках, с белыми воротничками.
Стулья во дворе были расставлены. Ребята не сразу уселись, каждому хотелось занять место поближе к учительнице. Гаухар отлично видела это, в душе была довольна их спорами, но ничем не выдавала своих чувств, — пусть ребята пошумят, пусть сами сядут, где кому выпадет.
А вот и фотограф, парень из районной газеты, бойкий, подвижный, с усиками. Теперь Гаухар знает: это он когда-то сделал для Агзама портрет ее.