Теперь уж ей ясно: все началось с гибели Юлдаша. А потом одно пошло громоздиться на другое… Но ведь жизнь не замерла, продолжается. Никого не обрадуешь тем, что согнешься от горя, и никто тебя не похвалит за это. Подлинное мужество состоит в умении всегда преодолевать трудности, невзгоды, а не в том, чтобы, покорившись стихии, плыть по мутным волнам. От черных мыслей и на душе становится черно. Она тогда и о некоторых людях стала думать дурно. Вот ополчилась на Исрафила Дидарова. Приписала ему бог весть что. Не требуется особой смелости, ни глубокого ума, чтобы так сразу очернить человека. Справедливо ли было порицать Исрафила, поддавшись собственному дурному настроению? Что плохого сделал он? Наоборот, и при покупке машины, и при строительстве дачи, и при переезде на новую квартиру не обошлось без помощи Дидарова. Нельзя, в самом деле, быть такой неблагодарной. Теперь, когда на душе у Гаухар посветлело, она еще раз попыталась найти источник своей неприязни к Исрафилу Дидарову. И тут среди прочих догадок в ее воображении смутно мелькнуло холеное, красивое, холодное лицо Фаягуль Идрисджановой. Но какая тут связь? Ведь оба они так не похожи друг на друга.
Как-то в минуту откровенности Исрафил Дидаров признался, что сильно изменился за годы войны. По его словам, раньше он был лучше, — ну, чище душой, что ли, честнее в своем отношении к людям, к жизни вообще. А, дескать, после войны в характере у него появились кое-какие странности, которые и самому ему порой кажутся неприятными. «Допустим, что так, минувшая страшная война и в самом деле оставила рубцы не только на теле, но и в душе некоторых людей. А при чем тут Фаягуль? Она ведь не была на фронте? — спросила себя Гаухар. И сейчас же ответила:
— Если в натуре Фаягуль и есть что-то порочное, отталкивающее, как мне кажется, то это не случайное, не наносное, а врожденное. Отрицательные черты такого происхождения, как правило, гораздо опаснее, потому что они устойчивее».
Вот так и бывает. Казалось бы, все неприятное, что несколько дней тяготило человека, осталось позади, впору забыть о нем. Ан нет. Снова шевельнулся в душе какой-то червяк. И опять мрачные мысли гнетут и тревожат человека.
Хотя Гаухар довольно часто и неприязненно думала о Фаягуль, она никогда не упоминала ее имени в разговоре с мужем, — словно муж способен сделать что-то страшное для Гаухар, не только видя Фаягуль, но даже услышав ее имя. И Гаухар незаметно для себя постепенно прониклась страхом перед отчужденной красотой этой женщины. Не в опасной ли красоте заключается превосходство Фаягуль над ней, Гаухар? «Постой, — вдруг осенило Гаухар, — уж не для того ли Джагфар частенько бывает у Дидаровых, чтобы видеться там с Фаей? Может быть, не на собраниях задерживается, а проводит время с Фаягуль?»
Эта мысль, мелькнув однажды, не переставала терзать ее. Сгорая от стыда, Гаухар все же стала следить за мужем. Однако ничего предосудительного в его поведении не обнаруживала. Тогда, глубоко запрятав тайный умысел, однажды сказала Джагфару:
— Знаешь, мне хочется повидаться с Фанузой-апа. Она говорила тогда, на даче, что у нее есть модные выкройки. Ты не встречал ее?
— Я с чужими женами если и встречаюсь, то чисто случайно, — рассмеялся Джагфар. — Слава богу, Фануза старше меня почти вдвое.
— Если сама она старше, у нее может найтись молоденькая подружка, — сказала Гаухар, покраснев от своей неумелой шутки.
— И подружка не интересует меня. Лучше моей жены никого нет.
— Ты уж скажешь! — опять возразила Гаухар, а сама нежно взглянула на Джагфара. «Дурочка, подозреваешь такого верного мужа. Хорошо, что Джагфар не догадывается о моих намёках, — высмеял бы меня и пристыдил». — И она уже с легким сердцем объяснила себе: «Значит, Фаягуль неприятна мне просто как женщина сомнительной нравственности. Но за что же она ненавидит меня? Возможно, ей нравится Джагфар? Ну, нравиться-то никому не запретишь…»
Подозрения и сомнения мучили ее несколько дней. И вот она освободилась от этого тяжкого груза. Идет в школу легким, быстрым шагом. А кругом белый снег. Она с наслаждением вдыхает посвежевший воздух. На душе тоже чисто, не осталось ни единого пятнышка. Как хорошо и свободно!
Как только Гаухар переступила порог школы, все ее мысли обратились к детям. Можно ли их не любить! Вон как они ластятся, прижимаются к своей Гаухар-апа, верят, что она способна уберечь их от любых жизненных невзгод. И как они быстро и безошибочно угадывают настроения учительницы! Если Гаухар не в духе, сидят тихо и смирно. А при хорошем ее настроении они беззаботны и веселы. Преподавательница начальных классов никогда не должна забывать о чуткости своих воспитанников; они бессознательно перенимают у нее жесты, манеру говорить, выражение лица. Какие бы бури ни бушевали в душе учителя, надо стараться, чтобы дети ничего не заметили, — пусть перенимают только самое лучшее;