Справа, у окошка, сидит любимец Гаухар — Юлдаш. Она хорошо знает: уделять особое внимание кому-либо из учеников непедагогично. Но что можно поделать с собой? Конечно, она не дает никаких послаблений Юлдашу в учебе. Это было бы прежде всего вредно для самого мальчика. Но своих чувств к Юлдашу она не может превозмочь. Ну только взгляните на этого проказника: смышлено-лукавый черный глаз то и дело косит через окно на улицу; другой «сторожит» своего собрата, часто поглядывает на учительницу. Лицо у Юлдаша вроде бы смешливое, но в одно мгновение делается серьезным. На вопросы мальчик отвечает без запинки, одна беда у него — неряшлив: и костюмчик в пятнах, руки плохо вымыты. Летом Гаухар довольно часто привозит Юлдаша на дачу. Усадит где-нибудь на освещенном месте и рисует. Потом ведет к столу, угощает Обедом или чаем.
Гаухар стала выделять Юлдаша со второго года учебы. В первом классе все мальчики и девочки были для нее «на одно лицо». Потом каждый обрел свою индивидуальность. У тридцати шести ребят оказалось тридцать шесть разных характеров. Вот и подбери ключ к их душам! Иногда Гаухар уставала от этих поисков, но никогда не прекращала их. Все же это было очень увлекательно — каждый день открывать нечто новое в складывающихся характерах ребят. Может быть, сама Гаухар обладала счастливым складом души, но ребята никогда не надоедали ей, не раздражали. Неисчерпанную любовь к собственному ребенку она как бы делила между школьниками.
Уже середина сентября, а Гаухар и Джагфар все еще живут на даче. Езда на машине в два конца отнимает у них совсем не много времени. Дни стоят погожие, теплые. В дороге приятно смотреть на осенние яркие краски.
Тетради школьников Гаухар, как правило, проверяет на даче. Людей на берегу Волги осталось теперь мало, ничто тебя не отвлекает, — занимаешься у открытого окна, освещенного заходящим солнцем, на душе тихо, спокойно. Иногда, оторвавшись от тетрадей, обопрешься о локоть, незаметно погрузишься в думы. Вечерняя Волга располагает к размышлениям и мечтам. Это уж закон — некоторые семьи из поколения в поколение живут на берегу Волги, но никогда не скажут, что им примелькались красоты реки. Что ни день — Волга и летом, и зимой открывает новые красоты. На реке не бывает скучно. Иногда кажется, что река — это какая-то особая «вторая» жизнь в природе, и она столь же бесконечна, неисчерпаема, как и жизнь «первая». Волга принимает множество различных окрасок и оттенков, в зависимости от погоды, от настроения человека. В бездонных глубинах души она будит до сих пор не ведомые мысли и чувства. Вдруг подумаешь: «Смотри-ка, я и не подозревал, что за мной водится такое, что я способен на столь глубокие переживания».
В такие минуты Гаухар сидит как очарованная. Иногда ей хочется громко петь, смеяться. А порой откуда-то нахлынет тихая грусть, но это не страшно, даже приятно. Страшновато бывает в другие, к счастью, редкие минуты, когда начинает казаться, что до сих пор ты жил напрасно, совсем не так, как надо. И вдруг спохватишься; «Ничего, еще не поздно, не все потеряно. Можно начать по-другому». Главное — нельзя понять; что за причины порождают это душевное состояние. Вот какой и таинственной, колдовской силой обладает большая река. Волжанам не в новинку эта сила, они знают ее.
Иногда Гаухар кажется, что она по-своему может объяснить эту смену настроений. Река тут ни при чем. Река только сопутствует душевным переживаниям. Должно быть, просто молодость бродит в душе, как неустоявшееся вино. Вероятно, это неизбежно: мечты молодости вступают в противоречие с реальными возможностями. Это и порождает тоску по несбыточному. Впрочем, как знать… Ведь и старики соглашаются; «В реке есть что-то такое…» Спросишь: «Что именно?» — а они в ответ только качают головой.
Джагфару, кажется, не свойственно видеть в природе некоторую загадочность. В предвечерний час он, надев пижаму, сидит, уткнувшись в какую-нибудь техническую книжку, или возится со своей машиной, не мозоля глаза Гаухар. Если же заметит, что жена вдруг загрустила, чем-то расстроена, он подойдет, расскажет что-нибудь занятное, отвлекающее; бывает, рассмешит анекдотом и сам сдержанно посмеется — это тоже помогает. Ему и грубого слова не скажешь, и оттолкнуть не сможешь, — отстань, мол, не до тебя, — неречистый Джагфар многое знает, многое видит.
Сегодня в сумерки выпали какие-то особые минуты. Джагфар пробыл у окна, рядом с женой, дольше обычного. Настроение было на редкость благостное. Сидели в какой-то тихой задумчивости. Уже стемнело. Но свет не зажигали. Сидели, прижавшись друг к другу, не хотелось пошевелиться. Было им тепло и уютно. Джагфар первым поднялся с места. — Вот те на! Я и позабыл, что поставил на кухне чайник. Сейчас принесу, если не выкипел.