Гаухар тоже встала, зажгла свет. Взгляд ее упал на неоконченный этюд. Это был портрет все того же Юлдаша. Кажется, она уже начала улавливать своеобразие этого мальчика: его живое изменчивое лицо, смешливость и лукавство во взгляде, способность становиться вдруг по-взрослому серьезным.
Не надо только торопиться. Кто знает, придет время — специалисты заметят портрет. О художнице Гаухар заговорят, напишут статьи…
Вопреки обычной своей скромности, так мечтала Гаухар, пока муж собирал на стол. Чай пили долго. Гаухар была очень оживлена, много смеялась. Смех вырывался у нее непосредственно, заразительно, в нем не было ни кокетства, ни принужденности. Это особенно нравилось Джагфару. У него доставало ума, чтоб понять: так может смеяться чистый, бесхитростный человек.
«Впереди нерабочий день — воскресенье. Надо будет отметить окончание дачного сезона, пригласить гостей», — думалось Джагфару за чаем. Он скажет об этом Гаухар только утром, в машине, не стоит заранее морочить ей голову. Как всякая женщина, она сейчас же взволнуется, начнет строить слишком громоздкий план приема гостей, пожалуй, и заснуть не даст. А скажешь неожиданно — ей и мудрить некогда.
Утром Гаухар, как обычно, проснулась раньше мужа. X Тихо, чтобы не, потревожить его, вышла во двор. Кажется, и сегодня день будет теплый, тихий. Как тут выдержать, не искупаться. Ведь уже несколько дней не плескалась в реке. За чем же дело стало? Набросила полотенце на плечо, захватила резиновую шапочку, и вышла из дому.
На берегу она, как всегда, загляделась на Волгу. Наверное, вода уже похолодела, но, право, никак не хочется этому верить: и трава как будто не сильно пожухла, и солнце просто в шутку ленится — не пылает, как летом. На реке прибавилось отмелей, вон сколько новых островков появилось. А вода и в самом деле холодная. Но Гаухар безбоязненно окунулась, быстро поплыла. Все же было знобко. Она повернула к берегу. Только когда растерлась и оделась, тело начало гореть. По дороге к дому окончательно согрелась.
Смотри-ка, что делает тепло! Оставшиеся на клумбе цветы повернули головки к солнцу. И все-таки пора цветов миновала, они еще радуют, но не по-летнему.
Джагфар уже давно был «на ходу» — наладил машину, заварил чай. Гаухар только успела убрать постели, как он внес чайник. За столом Гаухар не без похвальбы сказала, что купаться хорошо и в начале осени, если, конечно, человек не ленив и не боязлив. Муж, посмеиваясь, ответил:
— Успею. Я и летом не спешил купаться, а сейчас куда торопиться…
Джагфар вел машину быстрее обычного. Он был доволен, что «Москвич» послушен и хорошо тянет; лицо у него порозовело, глаза искрились. Нет, поистине век живи — век учись, в том числе и пониманию человека! Гаухар еще никогда не видела мужа таким оживленным, следила за ним с внутренней радостью. А Джагфар, кажется, чувствовал ее хорошее настроение. Сочтя минуту подходящей, он поделился своим намерением пригласить гостей. Вообще-то Гаухар не одобряла неожиданных застолий, но на этот раз без возражений согласилась.
— В таком случае, я куплю продукты и буду ждать тебя дома, ты не задерживайся на работе, — ответила она.
Гаухар поднялась на третий этаж школы, в одной руке небольшой портфель, в другой — классный журнал. Ребята уже сидели в классе.
Она намерено задержалась у двери, выжидая, пока утихнет шум, потом вошла в класс. Тридцать шесть учеников встали. Гаухар привычно поздоровалась, так же привычно сказала:
— Садитесь.
За какие-то минуты она успела оглядеть ребят. Одни, чуть улыбаясь, смело смотрят на нее; другие прячут глаза, делают вид, что роются в портфелях, некоторые перешептываются с соседями. Знакомая картина. Гаухар словно бы чувствует дыхание класса. Затем следует опять же привычная фраза:
— Ну, успокоились наконец?
Гаухар уже знает, у кого в первую очередь спросить урок, с кем предстоит поговорить особо, в учительской. Но и в продолжение урока она не перестает приглядывать за отдельными учениками. Непрестанное наблюдение за классом в натуре преподавателя. Делается это тактично, чтоб не бросалось в глаза ученикам, не походило на удручающий надзор.
И все же только очень опытные педагоги, — да и то можно ошибиться, кажущееся спокойствие принять за настоящее, — ведут себя на уроках совершенно уверенно. А молодые, вроде Гаухар, — эти волнуются каждодневно. Но, присмотревшись внимательно к их лицам, можно увидеть и затаенную радость, и надежду, что в недалекие лучшие дни, когда тревога за своих воспитанников рассеется, можно будет облегченно вздохнуть.