— Понимаю, можешь не сомневаться.
— А Эми? — спросил Джек настороженно, справляясь о моей дочери.
— А… кажется, она в порядке, насколько я могу разобраться. Почти не отходит от телевизора, гоняет пластинки с поп-музыкой и все такое.
Джек уставился в стакан, хотя я бы не сказал, что именно этот напиток заслуживал такого пристального внимания со стороны любителя спиртного, и ничего мне не ответил. Возможно, он почувствовал, что в моих словах содержалась изрядная доля самокритики, и его помощь будет излишней.
— Да ей и нечем здесь заняться, — продолжал я защищаться, — у нее не было времени, чтобы обзавестись друзьями. Представить не могу, что общего может у нее быть с деревенскими ребятишками. А ведь сейчас каникулы.
Джек все еще молчал. Он усиленно сопел без всяких на то физических оснований.
— Джойс слегка перетрудилась. В последние недели у нее было очень много работы. А кроме того, погода. Честно говоря, этим летом мы все намучились. В начале сентября я постараюсь на несколько дней увезти их отсюда.
— Ну а ты-то сам как? — спросил Джек с оттенком презрения.
— Со мной все в порядке.
— Слава богу. Но вид у тебя — хуже некуда. Послушай, Морис, потом у меня не будет возможности высказаться, — ты должен обратить на себя внимание. Цвет лица у тебя жуткий, — знаю, знаю, у тебя нет времени дышать воздухом, но ты обязан организовать дело так, чтобы выкроить хотя бы час на утреннюю прогулку. Ведь пот льет с тебя ручьем.
— Конечно, — платком я вытер влажные волосы над ушами. — С тебя бы тоже лил, если бы на твоих плечах лежало такое хозяйство, черт бы его побрал, полдюжины дел одновременно, и за каждым нужен глаз. Да еще такая погодка.
— Я тоже не болтаюсь без дела, но мое состояние не идет ни в какое сравнение с твоим.
— Ты на десять лет моложе.
— Ну и что? Морис, потоотделение вызвано у тебя алкоголем. Сколько ты уже выпил за вечер?
— Парочку порций.
— Хм. Знаю я твою парочку. Парочка тройных. Ты выдуешь еще полпорции до нашего ухода и не меньше двух с половиной после обеда. Вот тебе уже полбутылки с гаком, плюс три-четыре стакана вина, да еще в середине дня бог знает сколько. Это чересчур.
— Я привык. У меня получается.
— Ты привык, это правда. Но ведь от твоего первоклассного здоровья осталось одно воспоминание. Ты не можешь вести себя, как прежде. Тебе пятьдесят три. Ты топаешь по дорожке, которая вот-вот пойдет под откос. Ты скатишься вниз, если не изменишь поведение. Как сейчас себя чувствуешь?
— Прекрасно. Я же сказал.
— Нечего, нечего. Как ты себя чувствуешь на самом деле?
— О… чертовски плохо.
— Ты чувствуешь себя чертовски плохо уже пару месяцев. Потому что слишком много пьешь.
— Могу поклясться, что перестаю себя чувствовать чертовски плохо за час-другой до сна, если предварительно целый день накачиваюсь спиртным.
— Скоро ты в этом разубедишься, поверь мне. Как твои судороги?
— Думаю, лучше. Да, безусловно лучше.
— А галлюцинации?
— По-прежнему.
Тема, которую мы обсуждали, не была неприятна в такой степени, как может показаться. Некоторые формы судорог, начинающиеся обычно перед самым сном, известны почти каждому по собственному опыту: это конвульсивное выпрямление ноги, которое часто сопровождается сном, разъясняющим, что ты якобы споткнулся или оступился, спускаясь по лестнице. Распространены и широко известны случаи, когда судорожные движения затрагивают практически любые мускулы, включая лицевые, и продолжаются иногда до дюжины раз кряду, пока человек не засыпает или не перестает обращать на них внимание.
Когда интенсивность судорожных сокращений достигает этого уровня, появляются гипногогические галлюцинации (сразу же после засыпания). Таким галлюцинациям предшествуют подергивания, возникающие, когда человек находится в полудреме или бодрствует полностью, но с закрытыми глазами. Это еще не сновидения. Скорее, их можно охарактеризовать как видения, не имеющие какого-либо определенного смысла и возникающие в сложных условиях полусна. Их ближайший или, скорее, не самый дальний аналог — ощущения людей, которые провели почти весь день, пристально всматриваясь в какую-то панораму, менявшуюся только внутри жестко ограниченных рамок, например, при езде на автомобиле; и оказывается, что, когда они ночью закрывают глаза, немые кадры дневных зрительных впечатлений проходят перед их взором на внутренней поверхности век; но разница между галлюцинациями и их аналогом есть, и большая. При галлюцинациях внутри рамок отсутствует ощущение глубины изображения, почти нет фона, иногда его нет вообще. Кусок стены, угол камина, мимолетный абрис стула или стола — вот и все, что можно разглядеть; при галлюцинациях действие происходит только внутри замкнутого пространства, если вообще можно определить место действия. Но самое главное, картины, возникающие при галлюцинациях, если можно так сказать, обязательно вымышленные. Ничего реального увидеть практически невозможно.