Как показалось вначале, снаружи царила ночь, полнейший мрак, словно я открыл глаза под водой, на морском дне, в тысячах саженей от поверхности. Затем я понял, что в действительности было не так темно, как показалось вначале: в безоблачном небе низко повис месяц, серп которого был прикрыт лишь на четверть. Горизонт находился на том же расстоянии, что и в обычную ночь, только у его линии исчезли посадки хвойных деревьев. А где-то на полпути от него появились луга, заменившие небольшие возделанные поля, которые я привык видеть прежде… Совсем рядом, подо мной, исчезла живая изгородь, окаймлявшая дорогу, конечно, пропали и телеграфные столбы, а сама дорога превратилась в узкую бугристую тропу. Хотя все застыло в неподвижности, это была живая картина, совершенно не похожая на фотографию.
Я повернулся и осмотрел столовую, в ней ничего не изменилось. Мои изваяния, как обычно, вписывались в интерьер, но впервые мне показалось, что, несмотря на бесстрастность, в них затаилось какое-то лукавство. Я подошел к боковому окну и, выглянув, увидел знакомый дневной ландшафт. Пока я в него всматривался, светло-голубая спортивная машина, судя по ее виду, TR5, выехала из деревни и направилась, резко, но беззвучно наращивая скорость, к моему дому. Разумеется, через фронтальное окно ее видно не было.
Я стоял и думал. Напрашивалась мысль добежать до Эми и привести ее сюда в надежде доказать самому себе и другим, что мне ничего не померещилось, что я действительно вижу реальные вещи и, во всяком случае, абсолютно здоров. Но я не мог допустить, чтобы девочка пришла в ужас при виде того, что наблюдал я сам, либо поняла, что мы видим разные вещи. Кроме всего прочего, я далеко не был уверен в том, что, направившись по коридору в комнату дочери, действительно найду ее там или хотя бы увижу знакомую обстановку.
Все еще решая, как поступить, я услышал доносившиеся снизу голоса — мужской и женский, а затем стук захлопнувшейся наружной двери. Однако моя наружная дверь издавала другой звук, когда ее закрывали. Женщина, которую я дважды видел на лестничной площадке, вышла из дому с фонарем в руках и направилась в сторону деревни, и хотя мне лишь мимолетно удалось остановить взгляд на ее лице, контуры фигуры и походка не оставляли никакого сомнения. Чуть слышно с нижнего этажа до меня опять донесся мужской голос, но на этот раз интонация его была совсем иной и отличалась особой монотонностью, безусловно мне знакомой, — при желании ей можно подыскать близкую аналогию; речь пастора, священника, произносящего проповедь, сразу приходила на память.
Женщина почти пропала из поля зрения; дрожащий свет ее фонаря был едва заметен. Затем я стал различать какое-то движение, начавшееся с другой стороны, шум доносился из леса, вернее, из мест, которые повременю называть иначе. Высокая и невероятно широкоплечая фигура брела по тропе, неуклюже ступая массивными ногами, которые, видимо, имели разную длину и грохотали с размеренностью мощного механизма, причем огромные руки рассекали воздух почти в том же ритме. Если допустить, что это человеческое существо, то его вес равнялся бы почти 350 фунтам, однако ничего человеческого в нем не было: оно состояло из отдельных бревен с грубой ребристой корой или тонкой блестящей кожицей и ветвей, скрученных веревками, а также из спрессованной массы зеленых, сухих и гниющих листьев. Когда существо приблизилось, с усердием ускоряя шаг, я увидел, что его левое бедро, то, что ближе ко мне, кое-где покрыто пластинчатой древесной губкой, — ее частицы падали вниз при каждом шаге, и до моих ушей долетал хруст и треск, сопровождавший его продвижение. Когда чудовище поднялось по тропе вверх и оказалось напротив меня, оно повернуло в сторону дома глыбообразную шишковатую голову, и я сразу же зажмурил глаза, ибо желания лицезреть физиономию, приснившуюся мне две ночи назад в гипногогическом видении, с тех пор не прибавилось. В ту же минуту снизу донеслись проклятия и тревожные крики; я знал, что Андерхилл в это самое время (будь это сейчас или в далеком прошлом) наблюдает из окна ресторана, который в мою бытность в такой час пустел и был закрыт.
Когда я снова открыл глаза, существо гротескным валким шагом начало удаляться. Я ждал, размышляя, как поступить, если спектакль не прекратится и я останусь в подвешенном состоянии между современностью и веком Андерхилла. Возможно, если бы удалось перебраться в знакомые места, которые я все еще видел через боковое окно, возникли бы прежние звуки и я бы перестал за себя бояться. Но как туда добраться? Когда несколько мгновений назад я открыл дверь, достаточно было просто прислушаться, не вглядываясь, чтобы понять — эта комната, единственная в доме, не отброшена почти на три столетия назад. Оставался только один возможный путь — вылезти в окно и спуститься по стене. Меня стали мучить сомнения, не является ли привидевшаяся мне версия реальности только зрительной галлюцинацией, но тут я услышал пронзительные крики, раздававшиеся не рядом, а, вероятно, где-то в двухстах ярдах от дома, и в окружавшей сказочной тишине казавшиеся очень ясными и звонкими — их сопровождал еще один звук, такой же гулкий — то ли вой, то ли прерывистый свист, я часто его слышал, но только в другой гамме, скорее всего, он напоминал сильный шум ветра в ветвях деревьев. Я зажал уши пальцами и, не отрываясь, смотрел через фронтальное окно на этот новый ночной пустынный ландшафт. Надолго ли меня хватит, чтобы все это вынести?