Затем чуть слева по линии горизонта мгновенно вспыхнул ослепительно яркий свет или огонь желтовато-зеленого цвета. Прошло несколько секунду, скорее всего, в небе запылало еще одно пламя, огромное, напоминающее солнце, но зубчатое, ажурное, ярко-синего цвета. Через довольно продолжительное время еще две вспышки почти одновременно осветили окрестность, одна — желтовато-зеленая — появилась рядом с самой первой, а другая — еще более синяя — на противоположной оконечности неба. По оси той, что зажглась чуть раньше и имела форму слегка зазубренного толстого цилиндра, проступил темный тонкий вертикальный ствол. Я его сразу же узнал, хотя вначале не мог вспомнить, как он называется, и лишь потом понял, что это часть телеграфного столба. Следующие вспышки появлялись через короткие неравные интервалы и были похожи на сгустки расплавленного металла, брошенные на темную фотографическую пластину. Три сгустка слились воедино, и перед глазами открылось несколько ярдов освещенного солнцем и покрытого металлом шоссе. Я разжал уши; значительно быстрее, чем возможно в действительности, со стороны дороги нарастал гул приближающейся машины. Затем до меня донеслись голоса людей и скрип хлопающей наружной двери — моей собственной. Когда за окном осталось всего несколько отдельных темных пятен, дверь в комнату открылась настежь.
Я резко повернулся. Виктор в несколько прыжков оказался у моих ног и завалился на бок. За ним стояла Эми. Я заторопился к ней навстречу и прижал к себе.
— Что случилось, папа?
— Ничего. Все в порядке. Я просто неважно себя почувствовал.
— Ой, ты слышал крики?
— Что?
— Крики. Кажется, орали где-то на улице, но казалось, будто совсем рядом. Ты слышал?
— Да, — я старался говорить и выглядеть спокойно, но слова застревали в горле. — Разве ты не заводила пластинки?..
— Я как раз сняла одну и собиралась поставить другую, в доме было тихо.
— И за окном все потемнело?
— Потемнело? Нет. Как это?
— Кто кричал, как ты думаешь?
— Ты же сказал, что сам слышал.
— Да, — произнес я, наливая в стакан и залпом выпивая виски. — Но хочу знать твое мнение.
— Ой, ну… Наверное, это была женщина. Кажется, она очень перепугалась.
— Не думаю, дорогая. Скорее всего, это деревенские девчонки затеяли возню.
— Что-то непохоже.
— А какой-нибудь другой шум до тебя не долетал?
— Нет. Ой, да! Причитания, завывания, будто кто-то тянет мелодию без слов, поет себе и поет. То тише, то громче. Ты тоже слышал?
— О да. Народ веселится как умеет.
Эми помолчала, а потом произнесла:
— Хочешь, пойдем посмотрим вместе «Лучшие хиты»? Они начнутся в пять сорок.
— Пожалуй, я не смогу. Спасибо, Эми.
— Ты же сам говорил, что в прошлый раз тебе понравилось?
— Говорил? Ах да, но сегодня я буду очень занят. Мне надо переодеться и тут же спуститься вниз.
— Хорошо, папа.
— Я посмотрю в другой раз.
— Ладно уж.
Она вышла из комнаты в мирном настроении. Хотя я бы предпочел, чтобы она устроила сцену. Эми не успокоилась, а только ушла в себя и удовлетворения не чувствовала: она знала, что я не открыл правды. Но как ей объяснить, что нечего бояться криков и шума, раз дело происходит около 1680 года?
Несмотря на довольно сильное душевное потрясение, вызванное событиями, в гущу которых меня втянуло, я испытывал облегчение. Ведь немногим удавалось устоять, опираясь только на внутреннюю уверенность в собственном здравом рассудке перед лицом впечатляющих фактов, доказывающих обратное. В ознаменование собственной победы, а также из других побуждений я за пару минут выпил два полных стакана шотландского виски с содовой, причем без всякого усилия… Затем пошел принять ванну.