— Мистер Сонненшайн объяснял мне, что такое божий промысел, — сказал я.
Пастор сразу же дернул бедром и противоположным плечом. Он резко произнес:
— Действительно, знаете ли, время от времени я занимаюсь такими вопросами.
— Так что же, по-вашему, божий промысел? — спросила Джойс заинтересованно, вполне дружелюбным и рассудительным тоном, который, согласно моему опыту, означал предостережение.
— Видите ли, я думаю, проще ответить на ваш вопрос, объяснив, что не входит в это понятие. Например, он не имеет никакого отношения ни к адскому огню, ни к заботе о душах человеческих, ни к воскрешению из мертвых, ни к сообществу праведников, ни к грехопадению, ни к раскаянию, ни к исполнению своего земного предназначения, где…
Я набрался терпения для дальнейшего знакомства с перечнем понятий, к которым божий промысел не причастен, однако Джойс тут же прервала пастора:
— Но что же все-таки такое сам божий промысел?
— Я бы сказал… сказал, что… это те дела, которых ждет от нас Господь. — Фраза явно была отмечена лукавством. — Это борьба за социальную справедливость и против угнетения в любом уголке земли, будь то Греция или Родезия, Америка или Ольстер, Мозамбик, Ангола или Испания, или…
— Но это все политика. А что вы скажете о религии?
— Для меня политика и есть религия, в самом прямом смысле этого слова. Разумеется, я могу заблуждаться по поводу целого ряда вещей. И не собираюсь учить людей, как им поступать и что думать…
— Но вы же священник, — произнесла Джойс все так же рассудительно. — Вам платят за то, чтобы вы учили людей правильно думать.
— Простите, с моей точки зрения, ваши представления старомодны.
— Мистер Сонненшайн, — вмешалась Даяна, так резко разделяя его фамилию на три слога, что та стала похожа на китайскую.
Пастор выдержал длинную паузу. А затем спросил:
— Да, миссис Мейбари?
— Мистер Сонненшайн… Вы не испугаетесь, если я задам вам один дерзкий вопрос?
— Нет. Разумеется, нет. Это для меня…
— Какой смысл для человека, безразличного к таким понятиям, как долг, человеческая душа и грех, носить сан священника? Разве не об этих вещах должны заботиться служители Господа?
— Конечно, существуют традиционные…
— Я хочу сказать, что безусловно разделяю вашу точку зрения по поводу Греции и прочих стран, там творятся безобразия, но это всем известно. Не обижайтесь, прошу вас, но среди нас найдется немало людей, которые скажут, что человеку вашего звания не подобает произносить речи… так сказать…
— Телевизионных журналистов в передачах о сегодняшних проблемах, свободе и демократии, — произнесла Джойс еще более рассудительно, чем прежде.
— Видите ли, для этого вы нам не нужны. Мистер Сонненшайн…
— …Да, миссис Мейбари?
— Мистер Сонненшайн, неужели не ясно, что мы, к вашему сведению, люди передовые и широко образованные, и вы слишком много на себя берете, когда обличаете всех и каждого так пламенно и с такой резкостью и нетерпимостью, вместо того чтобы, понимаете ли?..
— Чтобы вести себя как все остальные, — сказала Джойс. Она посасывала шерри, глядя на меня поверх бокала.
— Но человек обязан говорить ту правду, в которую верит, иначе…
— О, вы действительно так думаете? А не кажется ли вам, что самая рискованная вещь на свете — говорить правду? По всей вероятности, это ваше собственное мнение, будто вы знаете всю правду, — закончила Джойс.
— Да. Ну что ж, пусть будет по-вашему. Мне нужно повидаться с майором, — неожиданно выпалил служитель Господа и с такой стремительностью и решимостью выскочил за дверь, что свидание с майором (хотя действительно здесь был такой отставник), видимо, было не чем иным, как фамильным эвфемизмом, обозначавшим потребность облегчиться.