Лёля чинно уселась за парту, достала из портфеля, к которому был привязан маленький ключик, тетрадки, обёрнутые в блестящую оранжевую бумагу, гранёную стеклянную вставочку, такой же, как у отца, блокнот и коробочку из-под духов, наполненную, как поток оказалось, пёрышками, цветными карандашами, резинками и какими-то записочками. Всё это она аккуратно разложила на своей стороне парты, опустила руки за спинку скамьи, чтобы не сутулиться, и, даже не взглянув на соседку, уставилась на учительницу.
«Воображала», — подумали ребята.
Однако Лёля оказалась совсем не воображалой. Когда на перемене её окружили девчата, она весело стала рассказывать, что ещё никогда не жила в деревне и пока что в «Зелёном долу» ей не очень нравится: на улице грязно, тротуаров нет, кино нет, а без кино легко отстать от жизни, вечером очень темно и страшно, прошлой ночью в саду кто-то кричал, как резаный… Говорила Лёля быстро и складно, словно читала газету. При последних её словах Толя, стоявший поблизости, испуганно оглянулся, проговорил, ни к кому не обращаясь: «Мало ли что кому кажется», — и отошёл.
Потом, когда Лёля поинтересовалась, кто первый ученик в классе, к ней подвели Фёдора, и он, к общему удовольствию, пошевелил ушами. Лёля начала было спрашивать, что проходят по арифметике, но тут влез Коська.
— Вот реши такую задачу, — предложил он. — Дано: человек влезает в окно. Требуется доказать, как он будет вылезать. Не знаешь?
Лёля молча с любопытством осматривала Коську.
— Не знаешь? Вот слушай. Допустим, что он пойдёт в дверь, но мы его не пустим. И останется ему одно — вылезать обратно в окно.
— Вы всегда такой глупый? — спросила Лёля.
— Нет, только по пятницам, — ничуть не растерявшись, ответил Коська.
Ничего не поделаешь — в этот день была пятница.
А на второй перемене, когда интерес к Лёле уменьшился, она сама подошла к Пете и назидательно сообщила:
— Знакомым полагается здороваться.
— Здравствуй, — буркнул Петя.
Возникло неловкое молчание.
— Как жалко, что зёрнышки скушал воробей, — наконец, проговорила Лёля. — Я так переживала…
— А я, думаешь, не переживал? Две ночи спать не мог: всё воробьи мерещились.
— Вы даже похудели.
— От такой беды не раздует.
— Ну ничего. Скоро у вас, наверно, опять будут зёрнышки.
— Откуда они возьмутся? — насторожился Петя.
— Я написала в академию. Вы не беспокойтесь: я подробно объяснила, какое случилось несчастье, и что вы ни в чём не виноваты. И попросила прислать другие зёрнышки. Письмо получилось хорошее. Три дня писала.
— Пустила письмо? — спросил Петя.
— Хотела вчера опустить, но не нашла почтового ящика. Странно: такая большая деревня, и нет почтового ящика. Но вы не беспокойтесь. Оно скоро дойдёт. Сегодня рано утром я отдала его почтальону. Она обещала отнести его на почту.
— Кто тебя просил?.. — Петя хотел добавить ещё что-то, но только махнул рукой.
— Вы же сами папе говорили…
— Папе ведь, а не тебе! Тебе-то я не говорил, что все зёрнышки склёваны. Эх, ты!
— Значит, целы?
— Это — дело второе, — неопределённо сказал Петя. — Надо письмо воротить.
Хорошо, что Коськина сестра, почтальон, перед тем как идти в сельсовет, забежала в школу. Да и то только с помощью Коськи у неё удалось вытребовать письмо обратно.
На последнем уроке Лёля получила записку: «Пойдёшь домой — про зёрнышки никому не говори. А то плохо будет». Она спрятала записку в коробочку из-под духов и написала: «Я домой пойду вместе с учительницей, а то Костя меня бить хочет». Через минуту пришёл ответ: «Не бойся, не тронет. Я провожу».
После занятий Лёля отправилась домой вместе с Петей. С минуту они шли молча.
— Я думала, что вам самому стыдно писать в академию второй раз, вот и написала, — начала, наконец, Лёля обиженным тоном. — Откуда я могла знать, что вы папе сказали неправду и что зёрнышки целы? Я ведь ничего плохого не сделала. Наоборот, я хотела сделать, чтобы было как можно лучше…
Скосив глаза, Петя посмотрел на нее. Глядя вперёд, в воздух, напряжённо приподняв брови, Лёля встряхивала рукой после каждого слова, как будто разговаривала не с Петей, а репетировала этот разговор сама с собой.
— Может быть, вы думаете, что я позавидовала, что вам прислали письмо, а мне нет?.. Так я ничуть не позавидовала. Нисколечко! Я только одному Павке Корчагину завидую.
— Что же ему завидовать? — спросил Петя.
— Потому что бороться за коммунизм — самое большое счастье, какое есть на свете!