— Мы учитываем, — отозвался Петя.
— Длительный вегетационный период Чародейки, — продолжал агроном, — был до сих пор главным препятствием для внедрения её в сельскохозяйственное производство. Над решением вопроса о том, как сократить вегетационный период Чародейки, несколько лет бьются наши учёные. А у вас эта задача решилась. Вы понимаете — решилась задача государственного значения!
— Понимаем, — снова отозвался Петя.
— И если теперь нам с вами удастся восстановить шаг за шагом все те приемы и мероприятия, которые вы вслепую применяли на своей полянке, мы с вами сделаем прекрасный подарок Родине…
— А чего восстанавливать! — перебил агронома Фёдор. — Мы каждый день дневник ведем.
— Ах, вот что! Где же ваш дневник? А тебе что, мальчик?
Последние слова относились к Димофею, который только что появился на полянке.
— Он тоже из нашей бригады, — объяснил Петя.
— Это уж слишком! — Александр Александрович развёл руками. — Такого малыша нельзя подпускать к серьёзному делу. Иди, Дима, играй.
— Не пойду. У меня там свой колосок растёт.
— Не беспокойся. Вырастим мы твой колосок.
— Я сам выращу.
— Сказано тебе, Димка, ступай отсюда, — сказал Харитон Семёнович, — значит, ступай.
— А если вы меня гнать станете, я всем расскажу про полянку-то, — сквозь слёзы проговорил Димофей, не понимая ещё, что его угроза теперь потеряла всякий смысл. — Петя, чего они меня выгоняют?
— Неправильно, Александр Александрович, вы решаете этот вопрос, — солидно кашлянув, сказал дядя Вася. — Не надо бы им мешать.
— Конечно, не надо! — подхватила Дуся. — Они вон какую красоту вырастили, а вы их с работы снимаете.
— Неужели вам непонятно, Евдокия Захаровна, что на этой полянке решена государственная задача?! — воскликнул агроном.
— Именно, — подтвердил уполномоченный.
— Так ведь ребята сами её решили.
— А как решили? Случайно. Вслепую. Один неверный шаг может всё погубить…
— Почему же вслепую? — Дуся улыбнулась. — Вы им помогли, Александр Александрович.
— Не мог я им помогать. Я не знал ничего.
— А всё равно помогли. Сделали им анализ почвы… Оставьте всё, как было, Александр Александрович. Пусть работают.
— Как же я могу оставить всё, как было! Ведь они дети!
— Какие они дети?! Они дети, пока их на руках носят. А как на ноги встанут, так подавай им или живой трактор, или мотоцикл, на крайний случай.
— Может, верно, не станем им мешать? — обратился к агроному Харитон Семёнович. — Видишь, приуныли совсем.
— Разве я собираюсь мешать? Я только прошу, чтобы без меня они не ходили на участок.
— Неправильно вы ставите вопрос, Александр Александрович, — сказал дядя Вася.
— А если погубят Чародейку, с кого спросите? С них или с меня?
— Это верно, — подтвердил Харитон Семёнович. — С них чего спрашивать! Они ещё несовершенные. С тебя спросим. Невозможно, чтобы этакая красота пропадала.
— Тогда позвольте мне контролировать их работу.
— Как, ребята? — спросил Харитон Семёнович.
— Пускай контролирует, — Петя вздохнул, — только мы всё равно дежурных будем ставить. И пускай наши приказы не срывают.
— Не будем срывать, Александр Александрович? Как же им без приказов?
— Пусть висят.
— Ну вот и договорились.
Люди стали расходиться. А когда полянка опустела, со стороны Мараморушки сквозь кусты пробрался Димофей с консервной банкой, наполненной мутной жидкостью. Опасливо оглянувшись, он сел на корточки возле стебелька Мильтурумки и стал поливать землю.
— Больше меня к тебе не пустят, — грустно сказал он стебельку. — Дяденька не велит к тебе ходить. Ты расти скорее, вырастай, как петькины. А то ты совсем маленький — меньше всех. Большим-то хорошо, а маленьким плохо. Маленьких отовсюду выгоняют. Вот подкормлю тебя последний разочек…
— Что ты тут делаешь? — раздался за его спиной голос.
Димофей вздрогнул и выронил банку. Позади него стоял агроном.
— Поливаю.
— Ну вот, как будто чувствовал! Да разве можно?!
— Можно. Я не чей-нибудь, я свой колосок поливаю.
— Нет, они всё загубят! — агроном всплеснул руками. — Я же объяснял твоим приятелям, что от перекормки пшеница зажирует! Ты понимаешь? Зажирует.
— Не знаю, — на всякий случай сказал Димофей.
Дома Александр Александрович с возмущением поведал эту историю Лёле, но она отнеслась к рассказу отца легкомысленно.