— Ты, мальчуган, не боишься вот так, один, по ночам ездить? — услышала Леля голос папы и поняла, что к нему вернулось хорошее настроение.
— А чего бояться? — спросил в свою очередь Петя.
— Мало ли чего. Волки там, баба-яга, — полушутливо, полусерьёзно сказал папа.
— Волков у нас всех перебили… А бабой-ягой маленьких пугают… Вот у нас…
Но дальше Лёля не слышала. Она заснула, и ей приснилась улица города, где она всё время жила, комнатка с розовыми обоями, школа, наполненная девочками, которые называли контрольную работу «девичьим переполохом»…
Она проснулась оттого, что отсидела ногу. В темноте ничего не было видно. Только на горизонте мерцали крошечные электрические огоньки, да в чёрном небе светлели длинные, похожие на перья, облака.
Петя разговаривал с папой.
— Вот, бывает, Тынковскую ляду проезжать боязно… — говорил Петя.
— А что там? — спросил папа.
— Там воды много. Сверху снег, а под ним такая вода течёт. Прошлый год Володька в эту пору ехал — провалился вместе с санями.
— Мы эту ляду тоже проезжать будем?
— А как же!
— И ноги можно промочить?
— По шейку искупаться можно, не только ноги промочить.
Наступило молчание, и Лёля снова услышала, как где-то далеко-далеко идёт поезд.
— А почему это, молодой человек, мы едем не по дороге? — вдруг спросил папа, и по его голосу Лёля поняла, что он снова начал сердиться.
— Вы же сами велели срочно. Вот и едем напрямик…
— И в санях, а не в телеге… Всё, не как у людей!
— В санях лучше. Вот она, Тынковская ляда. Буран, тормозни… — сказал Петя коню.
Лёля приподнялась и посмотрела вперёд. Осторожно приседая на круп, конь спускался по крутому заиндевевшему откосу оврага. Сани заносило то в одну сторону, то в другую, но Петя стоял у передка, широко расставив ноги, как припаянный.
Наконец, уклон стал положе, и Лёля увидела ровную снежную полосу метров двадцати шириной, расстилающуюся по дну оврага. Конь дошёл до края этой полосы, остановился и обнюхал снег. Петя хлестнул его. Конь отмахнулся хвостом, но не тронулся с места.
Слышно было, как под снегом журчала вода.
— Ну? — спросил папа.
Петя выпрыгнул из саней, потыкал снег кнутовищем, потом потянул Бурана под уздцы. Конь упирался.
— Нет, здесь нельзя переезжать, — подумав, проговорил Петя. — Здесь глубоко. Он знает.
Петя снова встал в санях и тронул вожжи, направляя коня вдоль кромки снежной полосы. Так ехали долго.
— Если бы днём, тогда сразу бы переезд нашли, — сказал Петя. — Днём видать, где снег белый, а где серый.
— А на дорогу где выехать можно?
— Чтобы на дорогу выехать, надо обратно в МТС ворочаться. Да вы не бойтесь. Вот здёсь переедем.
Петя направил Бурана поперёк полосы и замахал кнутом. Но умный конь, нервно переступая ногами, пятился и фыркал.
— Давай, мальчик, лучше перейдём пешком, а лошадь поманим с той стороны, — предложил папа.
— Нет уж! Пешком скорее провалимся.
Петя хлестнул Бурана и свистнул.
Конь испуганно рванул сани и ступил на снег.
Поначалу всё шло хорошо. Буран спокойно прошёл по дну оврага четверть пути, половину, три четверти. Снег был плотный, и по его поверхности мягко поскрипывали полозья.
Дальше всё произошло так быстро, что Лёля не успела даже испугаться. Раздался такой шум, как будто что-то закипело, и Буран провалился по брюхо.
— Становитесь на ноги! — закричал Петя.
Потом Лёля оказалась, подмышкой у папы, а сани, кренясь в снежной жиже, как лодка, подплывали к берегу. А через несколько секунд мокрый курчавый конь тащил сани вверх по откосу.
— Кажется, выплыли? — спросил папа.
— Выплыли. Вот видите, почему сани лучше телеги. И не замочились вовсе, — заметил Петя.
— Да, не замочились. Ну, теперь всё?
— Теперь всё. Если Даниловскую ляду переедем, считай до́ма.
— Если бы не письмо, ни за что не поехал бы с этим мальчишкой, — пробормотал папа.
Даниловскую ляду проехали благополучно, и вскоре Лёля увидела по обе стороны дороги тёмные очертания строений. Это и была одна из деревень колхоза «Зелёный дол».
Как приятно после долгого, утомительного пути увидеть, наконец, освещённые окна дома, в котором ты будешь жить, спать, учить уроки!.. Дом этот ещё не известен тебе, в темноте не видно даже, какого он цвета, но окна его приветливо освещены, в палисаднике чернеют деревья, и за воротами заливается собачонка, которая завтра полюбит тебя, будет вилять хвостом и ласкаться…