Она говорила о нем так, будто он был в Карфагене или Трое, а не сидел рядом с ней, все больше удивляясь и получая удовольствие от каждого ее слова.
– О, он увидел меня не сразу. Я хорошо спряталась среди деревьев. Но я полюбила его молодость. И его старость. Его веселье. И его грусть. И еще я ревновала. Теперь я люблю тебя как его сына и как своего друга. Ничего, что я сначала ревновала, Феникс? Я столько испытала за такое короткое время! Как цветок, который в один день ощутил и дождь, и ветер, и снег, и солнце, а еще бабочку, шмеля и мотылька.
– Все верно, Меллония. Ты не понравилась мне, вероятно, по той же причине, хоть я и утверждал, что просто не доверяю тебе.
– Это в прошлом, – воскликнул Эней, – а сейчас ночь!
Он вскочил на ноги и, потянув за собой, поднял их с земли, обхватил руками и стал кружить под звуки флейты, пока они, смеясь и задыхаясь, не прижались к нему, ища опоры, а он, как мощная колонна, казалось, мог выдержать и топор, и огонь.
– Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас, – смеялся он. – Моего сына и мою невесту. И никто – ни гарпии, ни воины, ни королевы дриад – не сможет нас разлучить.
– Ты забыл о времени, – сказала Меллония.
– Я бросаю ему вызов!
– И все же мне пора идти. – Он посмотрел на нее с тревогой:
– Идти?
Она натянуто улыбнулась. Она не умела лгать, и ей не удалось обмануть Аскания. Если она и обманула отца, то только потому, что опьянила его своим приходом.
– Лишь на ночь, мой любимый.
– Я думал, ты проведешь эту ночь со мной.
– Я тоскую по своему дереву. Завтра, когда я отдохну и наберусь у него сил…
– В лесу львы. Мы с Фениксом проводим тебя.
– Нет, одна я в большей безопасности. От меня пахнет дубовой корой, а от вас – свежим мясом. Феникс проводит меня до леса. Мне нужно ему кое-что сказать.
– То, что не должен знать я?
– Да, потому что я люблю тебя. – Она взяла Аскания за руку и потащила против его воли за собой:
– Он скоро вернется к тебе.
Асканий заметил на лице отца некоторое замешательство и в то же время бесконечную радость. Мальчишеское лицо, освещенное оранжевой луной. Его коснулись сомнения и грусть зрелости, но оно по-прежнему осталось мальчишеским и выражало неиссякаемую способность верить: ночь исцеляет, солнце возрождает и несет надежду.
– Я не вернусь, – сказала она Асканию, когда они отошли настолько, что Эней не мог ничего услышать. Их скрывали от лагеря стройные вязы, похожие на танцующих в лучах света дриад. – Я не могу вернуться. Волумна пригрозила сжечь мое дерево.
– Убить тебя! – воскликнул Асканит.
– Да. Она подошла к моему дому со своими подругами и позвала меня: «Принеси свой ткацкий станок, Меллония». А затем заставила смотреть, как они обкладывают мой дуб хворостом. «Стоит мне только высечь огонь, и дерево превратится в огненный столб».
– Ты можешь найти себе другое дерево?
– Нет. Дерево, в котором я родилась, умрет вместе со мной, или я умру вместе с ним. Но Волумна дала мне обещание.
– Какое, Меллония?
– Не высекать огонь, если я тоже дам ей обещание. Покинуть Энея. И никогда больше с ним не видеться.
– Ты обязательно будешь встречаться с ним, – уверенно произнес Асканий, нащупывая кинжал и ощущая себя воином и сыном. – Мы захватим рощу и спасем твое дерево. Мы даже можем сделать тебя королевой!
– Кто-нибудь из ваших людей обязательно погибнет. У нас ведь есть яды. И мы знаем всякие хитрые уловки. А дриады скорее умрут, чем отдадут свои деревья. Да, наверное, вы захватите рощу. Фавны, без сомнения, помогут вам. Они никогда не любили нас, разве только когда мы спим. Но жить мне придется среди мертвых. Неужели ты думаешь, Феникс, что я дам согласие на гибель своего племени? Если бы у меня была такая же, как у вас, красная кровь, я ушла бы отсюда с радостью. Но я никогда не смогу приговорить к смерти других дриад.
– Они не заслуживают ничего лучшего.
– Ты их не знаешь. Некоторые – мои подруги. Они мне дороже Скакуна и ни в чем не повинны. Ты и их хочешь убить?
Да, он хотел их убить! Ему казалось, что существует два типа дриад – Меллония и Волумна, а так называемые подруги Меллонии – такие же, как их королева, иначе почему они позволяют ей править? Но он знал, что в этом и заключается его слабость: мгновенный гнев, скорый суд и неспособность отделить янтарь от водорослей.
– Ты хочешь этого?
– Нет, – ответил он не очень уверенно.
– Скажи отцу, скажи, что… О, Феникс, он так любит красивые слова, а мне ничего не приходит на ум. Я счастлива, что он привел свои корабли в нашу страну и пришел ко мне в Священный Дуб. Он говорил о проклятии. Он боялся, что причинит мне боль. Да, так и вышло. Но я не жалею. Ты когда-нибудь видел крупные, шелковистые лилии, которые кентавры выращивают в своих садах? Они заботливо ухаживают за ними, поливают, прикрывают мхом во время бури. Лилии довольно красивы, изящны, как гиацинты, но в них нет настоящего чувства. Срежь один цветок, и что подумает тот, что растет с ним рядом? Хорошо, что не меня. Я тоже причинила боль твоему отцу. Его мучили старые раны. Может, со временем воспоминания обо мне станут для него не раной, а целительной мазью из базилика и шандры,[36] которая сначала обжигает, но затем снимает боль.
Она обняла Аскания и поцеловала его в щеку. Они стояли, обнявшись, соединенные чистой любовью к одному человеку. Хотя, не будь Энея, они могли бы полюбить друг друга.
– Насколько приятнее целовать мужчину, чем женщину. Особенно своего пасынка. А теперь иди к отцу. И не давай ему горевать обо мне. Обними его, будто маленького ребенка. Ты знаешь, как это сделать. Скажи, что его горе очень меня расстроит. Я не такая, как эти изнеженные лилии. Больше не такая. И ни за что не позволяй ему идти за мной. Волумна сама отпустила меня отсюда. Она будет его поджидать.
Сладкими были ростки любви, пробивающиеся в душе Аскания, и горькой, как аконит, мысль о том, как велика утрата Меллонии. У отца оставалась мечта о второй Трое, а у нее?..
– Где Бонус Эвентус?
– Наверное, спит в каком-нибудь цветке. Он разбудит меня утром.
– Ты говорила, он умрет осенью. Тебе не будет одиноко без него, без Скакуна… без моего отца?
– И без тебя, Феникс. Белый Сон немного смягчит боль утрат. И потом, я умею ждать. А сейчас иди к отцу. И не выпускай его из лагеря.
– Сегодня я ему ничего не скажу. А завтра добавлю в его вино дурман. А если нужно, сяду на него верхом, возьму дубинку и не слезу, пока он не поймет!
Она окликнула его:
– Я рожу ему сына.
– Ты не можешь этого знать, еще слишком рано.
– Мне сказала Богиня.
В первый раз он поверил в ее богиню. Может, Румина – еще одно имя Афродиты?
– Феникс!
Он остановился у края рощи:
– Что, Повелительница пчел?
– Я буду жить очень долго. Когда ты превратишься в старика, а твой отец уже умрет, я все еще буду такой же, как сейчас. Город, который он собирается построить, не станет тем самым городом – второй Троей, предопределенной богами. Но со временем такой город появится, и, мне кажется, я увижу, как он будет строиться. Кто знает, может быть, мне доведется освятить землю или заложить первый камень! Я буду внимательно следить за твоими прапраправнуками и могу тебе сказать, что им не придется бояться леса – ни львов, ни мстительных королев.
А затем она произнесла последнюю загадочную фразу:
– Я знаю, что сказать твоему отцу.
– Что, Меллония?
– Любовь – это мотылек.
Часть II
Глава I
– Он не тронет тебя, – рассмеялась его мать. Она смеялась редко, и смех ее казался Кукушонку таким же нежным, как звон раскачивающихся на ветру колокольчиков. Но даже этот смех не придал Кукушонку смелости. Сидя на стуле в своей комнате с огромным количеством окон, она выдавливала из челюстей большого мохнатого паука яд, необходимый для оружия дриад – булавок, которые они втыкали в волосы, и дротиков,[37] которые они держали в мешочках, прикрепленных к поясу.
36
целительной мазью из базилика и шандры – базилик – род кустарников семейства губоцветных. Содержит эфирные масла; шандра (белокудренник) – род растений семейства губоцветных. Многие виды содержат дубильные вещества.
37
Дротики – короткие метательные копья с каменным, костяным или металлическим наконечником.