— Подт-я-ян-и-ись! — донесся протяжный окрик с головы колоны. — Короче шаг!
Именно сейчас командир партизанского соединения Козлов Василий Иванович сильно жалел, что не был профессиональным военным. Опыта и знаний, несмотря на почти годовое командование отрядом, ему очень не хватало.
— Так что, Василий Иванович, будем делать? — вновь его спросил начальник штаба — закадычный друг и боевой товарищ Алексей Пантелеев, также до этой операции возглавлявший довольно крупный партизанский отряд. — Рация молчит. Немчуры немае… Надо докладывать в Центр! — вздохнув, он поправил тяжелый сидор, назойливо сползавший со спины.
— Ладно, — наконец, принял решение командир. — Надо все обсудить. Разведка тут недалече нашла место хорошее. Для отряда будет в самый раз. И место глухое и лес не езженный. — он поднял над головой руку. — Отряд стой! Алексей, давай собирай всех!
Вытащим махорку, он начал сворачивать козья ножку. Время от времени Козлов отрывался от этого занятия, чтобы снова и снова полюбоваться на размеренную и организованную работу своих бойцов по организации лагеря. В первые месяцы, когда они только ушли в леса, каждое такое перемещение было словно настоящей боевой операцией. Теперь же поднабравшиеся опыта бойцы работали как хорошо смазанный механизм. Каждое подразделение уже знало свое место, которое тут же начинало оборудовать для ночевки. Все было рутинно…
— Черт! — прогоревшая цигарка обожгла ему пальцы. — Вот же… засмотрелся.
Вскоре весь командный состав, включая и взвод разведки, собрались в отдалении от основного отряда. Примерно три десятка человек расположились вокруг командира и начштаба.
— Давай, разведка доложи нам обстановку, — Козлов обратился к невысокому крепышу с тремя кубарями на воротнике гимнастерки.
— Мы тремя группами прошерстили весь этот район вдоль и поперек, — присел он рядом с командиром на сложенную шинель. — До Барановичей не дошли около пяти километров, — лейтенант сидел как татарский мурза времен монгольского ига и широкими движениями вычерчивал финкой на земле очертаний основных ориентиров разведки. — вокруг нас только в двух селах остались люди. Еще в паре пусто. Вообще никого, ни стариков ни детей. Возможно всех угнали, — произнес он последнее с каким-то сомнением. — или сами где-то прячутся. — В домах тоже хоть шаром покати, ни кружки ни плошки. В сараях не осталось ни какой живности. Даже собаки пропали…
Никто особо не удивился рассказанному. Вокруг шла война. Бойцы не раз встречали на своем пути хутора и деревеньки, в которых так же не было ни единой души. Хотя потом обнаруживалось, что хозяева либо прячутся по ямам, да погребам или развешаны на деревьях по приговору суда какого-нибудь немецкого унтера.
— В Малых Хлебцах, тут километрах в двадцати, с одним парнишкой разговаривали, — командир разведывательного взвода ткнул лезвием финки в небольшой круг, который изображал на его схеме искомый населенный пункт. — Сообщил, что немчура примерно неделю назад тут сильно шумела и я так думаю, что праздник здесь был не причем. Говорит, через село прошло много войск и техники. Сколько точно, не знает. Вот этот лес их сильно интересовал, — финка очертила район, в который они и должны были выйти. — Два дня назад немцы начали спешно выводить свои подразделения. Пацан говорит, что это было больше похоже на бегство. Бросали машины, если случалась какая-то поломка. Около леса даже своих покойников оставили. Мол, мы подумали, Красная Армия возвращается, а потом оказалось никого немае.
Командир и начштаба переглянулись. Дело начинало приобретать совершенно иной оборот.
— На краю села, действительно, стоит опель-кадет в неплохом состоянии. Внутри были разбросаны разные бумаги. Похоже, машину и правда бросили, — До леса мы не дошли.
— Подожди, лейтенант, — прервал его один из командиров. — А что люди то про партизан бают? Успели они уйти?
Разведчик на некоторое время замолчал, пока остальные обсуждали услышанное.
— Да, непонятное что-то там, — едва он озвучил такое, как разговоры мгновенно смолкли, и почти четыре десятка глаз уставились на него. — Неохотно они гутарят о партизанах. Все приходилось словно клещами из них вытаскивать. То все отмалчивались словно я фашистская погань какая, то несли какую-то чепуху, что и рассказывать нечего, — он быстро бросил взгляд на командира, словно спрашивал у него разрешение. — Как я понял, основная часть отряда до боя успела уйти на запасную базу. Где-то в болоте у них лежка есть еще одна. Вот, говорят, там женщин, детей, стариков и основную часть бойцов спрятали спрятали. Остальные отход прикрывали. Бой, говорят, сильный был. Сначала часов несколько часов все авиацией утюжили, аж зарево над лесом стояло. Потом прочесывать начали, — лица командиров «почернели»; все прекрасно понимали, что означали эти слова. — Что потом там случилось они толком не знают. Говорят, бояться ходить! — он как-то «споткнулся», словно ему было неловко дальше рассказывать.