Это был волнующий момент! Человеку, который уже почти смирился с потерей семьи, друзей, своего образа жизни, предложили исполнение одной из своих самых сокровенных мечт… Сказочному медведю-сладкоежке пообещали вкуснейшего, просто божественного, меда; интеллигенту-библиофилу — редчайшую книгу на планете; фанатику автомобилей — авто его мечты… А летчик от Бога может получить возможность летать не взирая на любые ограничения — физические¸ психологические…
— Как это нет предела? — хриплым голосом спросил Василий, какой-то частью себя ощущая как вспотела его спина. — Предел есть всегда и у всех. У человека, у самолета…, — он боялся поверить в то, что ему, действительно, предлагают «полет без границ».
…Предел есть всегда. Это правило Сталин-летчик знал, как свои пять пальцев. Боле того, страшным переломом трехлетней давности оно намертво впечаталось в его сознание.
— Ха-ха-ха, — странный звук, которые прошелестел в его голове, однозначно был смехом. — Предел есть у человека, у такого человека, как ты! Ты слаб. Тебе нужен воздух, тепло, вода и многое другое, без чего твое тело не выживет. При резких маневрах самолета ты можешь потерять сознание, запаниковать…, — каждым словом Василия тыкали во все новые и новые недостатки человека. — Поэтому ты прав, у человека обязательно есть предел. Но все может стать совершенно иным… Твое тело перестанет быть слабым. Потребность в воде и пище снизится в разы.
— Я хочу летать, — едва эти слова вырвались у Василия, он понял, что бесповоротно поверил во все, что ему рассказывали и обещали. — Я хочу летать так, как ты говоришь! — он понял, что ради настоящего полета пойдет на такое, что раньше ему не пришло бы и в голову. — Летать…
108
4 августа 1942 г. Воронеж. Чижовский плацдарм.
Странное, кажущееся нереальным, затишье длилось уже второй день. После тридцати пяти дней непрерывных артобстрелов, бомбардировок, боев, нередко доходивших до рукопашных схваток, Чижовский район, как и весь Воронеж, напоминал развалины залитого лавой Помпей. От небольших одноэтажных частных домов, которыми преимущественно и был застроен район, почти ничего не осталось. На сколько хватало глаз возвышались лишь редкие остовы, похожие на гнилые клыки неведомого поверженного гиганта. По земле стелился черный удушливый дым, застилавший горьким покровом и неубранные тела советских и немецких солдат, и глубокие воронки от снарядов дивизионных гаубиц, и сгоревшие остовы некогда грозных машин.
— Не спишь, старшина? — улыбнулся молодой лейтенант, увидев застывшего у бруствера часового. — Добро… Бди, — прошептал он. — А то что-то тихо больно… Аж уши режет.
Старшина проводил взглядом седую голову, исчезнувшую в блиндаже комбата, и вновь устроился на наблюдательном пункте.
— Тихо, — шептал Голованко одними губами, зорко осматривая прилегавшие к окопам развалины какого-то дома. — Вон и командование зашевелилось, — В блиндаж нырнул и комроты-2 — загорелый до черна грузин.
Сводные подразделения 6-ой стрелковой дивизии продолжали удерживать плацдарм. За последние дни непрерывных боев личный состав подразделений так часто менялся, что отдельные роты и полки включали в себя бойцов совершенно разных родов войск. Так, в роте, где служил Голованко, были и спешившиеся танкисты 110-й танковой бригады, лишившиеся машин в последних боях, и бойцы 287-о полка внутренних войск НКВД, приданные пару недель назад им в усиление, а даже пара летчиков, которых никак не удавалось отправить в тыл.
— Почему до сих пор не выяснили? — до старшины донесся зычный ор комбата — крупного мужика с вечно красным лицом, которое в момент недовольства его хозяина становилось просто багровым. — Что?
Глянув по сторонам, Голованко сделал пару шагов в сторону штабного блиндажа. Вход в него прикрывался свесившейся шинелью, из-за которой изредка доносились крики особо ярых командиров.
— … олову оторвут! А у них нет данных! — старшина понял, что причиной суеты начальства было непонятное затишье, которое держалось уже пару дней. — Где…нные? Уже сорок восемь часов прошло, а вы…! — об стену что-то с грохотом ударилось.
«Действительно, непонятно, — подумал Голованко, продолжая прислушиваться к звукам из блиндажа. — То, как бешеные лезли вперед, то тихо, как в морге… Может, паскуды, готовят что?».