Лося сменили другие образы, созерцание которых открывало все новые и новые грани этого безумного миропонимания. Это были глубокие русла рек, менявшие свое устоявшее веками направление; лесные поляны, быстро зараставшие подлеском; глубокие обрывы, в течение нескольких дней исчезавшие с лица земли...
Потом обрывочные, несвязные друг с другом картины исчезли, передав эстафету непонятным звукам... Какое-то противное, сводящее с ума, чавканье, вызывающее целый поток неприятных ассоциаций — то вынимаемый из тягучей и липкой грязи сапог, то жрущее что-то животное.
«Теперь все измениться! Теперь все окончательно измениться и уже никогда не станет прежним, - шептал Андрей, погружаясь во все новые и новые видения. - Все измениться!!». Из чернильной темноты на него наползали белесые фигуры, с бессильно мотающимися конечностями. Огромные глаза с черными кругами под ними, отросшие до плеч волосы были покрыты какой-то слизью, медленно, капля за каплей, стекающей с лежавших тел. «Люди..., - он угадывал знакомые контуры, складывавшие очертания человеческих тел. - Теперь вы будете ближе к лесу...». Десятки людей были погружены в земляную жижу, из которой время от времени выходили пузыри и лопались с резким звуком. На смертельно бледных руках яро выделялись выпуклые синие вены... «Это все ближе и ближе... - он распалялся все больше и больше. - Мы станем едиными! Мы станем одним целым». Набухшие вены пульсировали, словно по ним неслась не кровь, а что-то более быстрое и тяжелое. Резкие хлопки! Кисти взрываются водопадом кровяных брызг и выпускают наружу гибкие корешки, которые сотнями маленьким змей начинают метаться по венам человека. Туловище лихорадит; то там то здесь на поверхности кожи вспухают все новые и новые кровяные фотанчики, щедро разбрасывавшие густую, почти черную кровь... «Одним целым! - его неумолимо тянуло дальше и дальше. - Больше не будет никого кроме леса ибо только он живой».
Словно в ответ на невысказанные мольбы и вопросы, подернутые грязью дергающие тела стремительно превратились в огромные темные пещеры, превращенные в настоящие бассейны с грязью. Повсюду - справа, слева, спереди и сзади - глаз натыкался на валявшиеся в беспорядке тела, которые пронизывали еле видимые волоски древесных корней. «Раз, два, три... Нет, десять! - светло-серая и влажная плоть бросалась вперед, словно красовалась перед необычным ценителем. - Здесь их десятки..., сотни...Нужно быстрее, быстрее и больше! Больше не будет людей, животных! Не будет этой губительной мерзости».
Взрыв! Еще один! Калейдоскоп ярко-белых вспышек заполнил нестерпимым светом окружающее пространство!
… Откуда-то из глубин выплывало все больше и больше ужасного и в тоже время поразительного, до глубины души удивительного... Падающий человек, в отчаянии хватающийся руками за воздух. Вот он уже лежит посреди высокой травы и нелепо дрыгает ногами, стараясь освободиться от пеленающих его пут. Крупное, почти круглое лицо быстро краснеет, его кривят гримасы! Широко открытый рот пытается что-то исторгнуть из себя... Нет, ни звуки! Нет, стоит абсолютная тишина! Лишь склизкая масса медленно переваливается через искусанные губы... «Человек! - он бессильно зарычал на всплывший в его сознании образ. - Снова человек!».
Вдруг сведенное судорогой лицо стало совершенно другим... Мясистый нос стал быстро утончаться и в конце концов превратился в классический греческий. Массивные надбровные дуги испарились, явив скорбно взметнувшиеся вверх тонкие брови. Сверху на самые глаза был тщательно надвинут черный платок. «... Такие знакомые черты. Нос, губы..., - вдруг заметалось его сознание, теряя, чешуйку за чешуйкой, свою новую скорлупу. - Это же...». Печально поникшая голова, молитвенно сложенные руки, коленопреклоненная фигура, все это напоминало памятник всем матерям и женам, которые долгие дни и ночи верно ждали своих родных...
.
31
- Капитан, - зашипел якут, еще при первой встречи давший понять, что субординация ему совершенно не знакома. - Тише!
Группа была сформирована в кратчайшие сроки. В обстановке максимальной секретности откуда-то из-под Минска вытянули якута Абай Тургунбаева, несмотря на свой неказистый вид — покрытого мхом и пеплом махорки древнего старика — оказавшегося прекрасным следопытом и метким стрелком. Вторым членом особой группы стал врач Центрального госпиталя города Москвы Карл Генрихович Завалов — один из наиболее опытных ученых инфекционистов с большим опытом практической работы.
Высохшая до состояния отменного пороха ветка, действительно, хрустнула вызывающе громко, что в очередной раз и отметил недовольный следопыт. «Вот глазастый какой! - и не думая обижаться, хмыкнул Смирнов. - Все видит, все слышит... Черт, завидно! С этой работой все навыки забудешь!... Хотя, все равно здесь тихо. До намеченного района еще ползти и ползти! Чего он шебутной какой стал?».
Действительно, якут последние несколько часов вел себя крайне странно. Всегда невозмутимый как скала, не делающий никаких лишних движений, он резко изменился. Движения стали более рваными, дерганными какими-то, словно его что-то грызло изнутри.
«Смотри-ка, опять Абай остановился, - прежде чем замереть коренастая фигура сделала характерный жест. - Случилось что-ли что-то?». Капитан, отводя ветку от своего лица, осторожно сдвинулся к нему.
- Что! -спросил он одними губами.
Вопрос остался без ответа. Абай, словно заведенный медленно водил головой из стороны в сторону, сопровождая каждый поворот движением винтовки.
- Абай, - капитан тронул его за плечо, привлекая к себе внимание. - Что случилось? Чего стоим-то?
Молчание... Узкие губы что-то шептали, а щелки глаз внимательно следили за зеленой стеной. Вдруг темно-коричневая кисть скользнула внутрь маскхалата и наружу показался какой-то потемневший от времени и кожного жира мешочек на перекрученной веревке. Крепко его сжимая, он что-то еле слышно забормотал.
- Подожди, капитан, - выдал, все-таки, он через несколько минут. - Что-то плохо мне. Постоим немного... Посмотрим, послушаем... и понюхаем.
Крылья носа раздулись и втянули в себя воздух.
- Не пойму я что-то..., - еле слышно пробормотал Турунбаев, стаскивая с головы плотный капюшон. - Не то...
Вслед за ним насторожился и Смирнов, машинально проверивший магазин автомата.
- Что не то? - в разговор вдруг вклинился подошедший сзади врач. - Я ни чего не слышу...
- Все не так! - Якут расстегнул комбинезон, обнажая шею. - Здесь все не так, как дома! Плохо здесь как-то.... Лес тут другой — чужой он, непонятный! Слушаю, его слушаю, а ни чего не слышно, будто и нет тут ничего... Странно! Не может быть лес таким... Лес живой! В нем всегда кто-то есть. То белка шумит, то филин ухает, а тут мертвая тишина. Надо обойти этот лес. Вон там пройдем... День, может два, и на месте будем.
Достать карту из планшета было делом одной минуты. «Так, - водил пальцем капитан по изгибам леса. - Если Турунбаев прав, то идти нам пара дней... Пройдем здесь и здесь, и 14-го будем на месте. Плохо, поздно! Напрямик тут ходьбы часов на десять!».
- Слишком долго, - капитан выразительно постучал по часам. - На месте нужно быть сегодня ночью, в крайнем случае, завтра утром...
Якут присел. Высеченное из камня лицо ни чем не выдало недовольство, словно это его полностью устраивало. Отложив в стороны винтовку, он осторожно коснулся бархатистого мха у самых корней полусгнившего дуба. Темные пальцы нежно вдавились в мох, оставляя на нем ясно видное углубление.
- Пойдем, командир, - чуть громче, без всякого шепота, проговорил якут. - Только палец с курка-то убери, пальнешь еще ненароком.... Да, и чуя я, не нужен от тут будет! Нам сейчас ни к чему тут шуметь. Лес он вообще никакого шума не любит - наказать может!
Его винтовка молниеносно перекочевала из рук за спину. Потом откуда-то справа возникло длинное узкое лезвие, заканчивавшееся толстой удобной рукояткой.
- Ну, смотри..., - недоуменно пробормотал капитан, косясь на столь странную смену оружия. - Знаешь же же как лучше!