Илья перестал ворочаться и открыл глаза. Огненные блики плясали по перекатам землянки, завешанным чьей-то плащ-палаткой от просыпавшейся сверху земли. Он бегали от одного выступа к другому, временами сливаясь во что-то совершенно причудливое и странное.
«— Слушай, старшина, — так и не уснувший майор снова наклонился к нему. — Как там немец, лютует? — по его вопросу было не ясно, знает ли командир или нет правду.
— Да уж не сахар, — бросил в ответ Голованко. — Товарищ майор…
В этот самый момент их мощно тряхнуло и самолет задрожал от попаданий зенитных снарядов, а его борт, только что казавшийся надежной и несокрушимой стеной, украсился рваными отверстиями.
— А-а-а-а-а-а! — с безумным воплем кого-то вырвало с места и швырнуло в хвост. — А-а-а!
— За скобы держись, за скобы! — в самое ухо заорал ему майор. — Иначе размажет… Черт!
Сидевший прямо напротив них боец, вцепившийся в оружие, резко дернулся. Рифленый ствол автомата и круглый магазин разлетелись в разные стороны.
— Вот, гад, в вилку взял! — майор с трудом удерживал большой вещмешок одно рукой. — Лупит не переставая!»
Голованко аж застонал от бессильной злобы, вспоминая как зенитные орудия разбирали самолет по частям, как как летчики бросали борт из стороны в сторону…
«Дверь кабины распахнулась и кто-то проорал оттуда:
— Идем на посадку! Километров десять до наших не дотянули… Черт! Двигатель! — из кабины что-то кричал второй пилот. — Тяни! Дотянем!
— Нам нельзя к немцам! — майор каким-то чудом отцепился от сидения и бросился к кабине. — Нам нельзя к немца! Ты понимаешь?! — в этой сумасшедшей болтанке он взял за грудки пилота и начал его трясти как тряпичную куклу. — У меня приказ! Ты меня понимаешь?! Приказ, подписанный лично народным комиссаром внутренних дел…!
Раздался дикий скрежет и в фюзеляже образовалась огромная дыра, в которую спокойно можно было протолкнуть взрослого человека. Ледяной ветер ворвался в салон…
— Отпусти! — дикие глаза летчика вперились в хвост, который ходил ходуном. — Разобьемся, в бога душу мать! Отпусти! — пальца майора были словно клещи. — Все равно не дотянем! Двигатель горит. Хоть стреляй, не вытянем!
Майор толкнул его обратно в кабину и странным взглядом окинул разворошенный салон…».
Старшина, вздрогнув, вскочил с лежанки и уставился на занавешенный выход. Руки сами собой опустились на винтовку. Однако, шли секунды, минуты, но на улиц было тихо.
— Ни к черту, — сплюнул он, снова устраиваясь на свое место.
«В салоне еще оставалось шесть человек, один из которых, прилетевший вместе с майором, висел на ремнях без движения. Случившего потом не ожидал никто…».
В полумраке землянки глаза старшины напоминали поблескивающее в огне стекло. Он совершенно не моргал…
«Вытянув руку за спину, майор вытащил пистолет и передернул затвор.
— Майор…, - закричал было Голованко, подумав, что тот решил застрелиться, чтобы не попасть в плен.
Бах! Бах! Бах! Он стрелял практически не целясь. Да собственно и расстояние было детским для военного — метров шесть — семь. Пусть самолет болтался, но ведь люди были крепко стянуты ремнями.
— Стой! — но было уже поздно. — Нет! — закричал Илья, дергая на животе страховочные ремни. — Нет!
Стрелял он точно в голову. Сначала, в тех, что сидел вблизи от него — два партизана — муж с женой. Им досталось по пуле… Они умерли сразу же: он откинулся к борту самолета, а она головой склонилась к нему на плечо».
— Тварь! — скрипел зубами старшина, неосознанно сжимая приклад винтовки на своих коленях. — Вот же тварь!
«Следом получил пулю молоденький солдатик из сопровождения. Она вошла ему прямо между удивленных глаз. Он даже не пытался отстегнуться, вскинуть руки… Боец искренне удивился.
— Сидеть! Сидеть, я сказал! — почти вставший старшина от сильного удара в грудь снова впечатался в сидение.
Бах! Бах! Бах! Последний все же успел выстрелить в ответ. Неуклюжий, длинный карабин, который когда-тослужил верой и правдой своему хозяину — немцу, здесь подвел. Он уже почти развернул ствол — не хватил какой-то секунды или двух! Подскочивший майор в упор застрели и его».
Огонь в печке почти погас; из черной кучки золы лишь изредка выстреливали язычки пламени. Холод медленно наступал, заставляя спавших бойцов плотнее укутываться.
«Самолет снова тряхнуло! С громким хлопком что-то взорвалось в кабине. В это же мгновение борт начал заваливаться набок. Сиденья, секунду назад располагавшиеся на боку, переместились на пол… На Илью упало что-то сверху… Окровавленная шапка, слетевшая с головы того самого солдата.
— Запомни, старшина, никто не должен попасть в плен! — сквозь воющий звук едва пробивался голос майора, который, зажимая рану на голове, полз в сторону Ильи. — Никто! — нос самолета наклонился еще круче и майор кубарем скатился прямо к ногам старшины.
— Ты что же это делаешь, гнида?! — проорал Голованко, прижимая ногой головы убийцы. — Своих же стреляешь! — сапог все сильнее давил на лицо, собирая щеки в одну складку. — Это же свои!».
В землянке уже стало ощутимо холодно, но он этого совсем не замечал. По его щекам продолжали стекать слезы. Крупные, соленые, они катились куда-то к подбородку, где застревали в густой щетине.
«Практически не управляемый самолет пилотам, а точнее одному пилоту (второго взрывом убило на месте), посадить все же удалось. Верхушки деревьев сумели немного погасить его скорость, а высокие сугробы приняли на себя основной удар… Дальнейшее, вновь для Голованко представало сплошным туманом, в густой белизне которого он едва узнавал знакомые места.
… Вот грубое, словно вырубленное из дерева или камня, лицо майора, по которому стекала кровь. Оно то приближалось к нему, но, наоборот, отдалялось…
— Запомни, старшина, никто не должен попасть в плен …, - шептал майор, всматриваясь в его глаза. — Это приказ командования…
Он прислонил ствол пистолета к его груди и несколько раз выстрелил…».
Видение было настолько реальным, что сразу же отозвалось болью в левой стороне груди. Старшина непроизвольно потянулся туда рукой и осторожно коснулся пальцами места ранения.
«— Светка, глянь-ка, еще один дышит! — всплыла в его голове новая картина. — Тащи носилки, может донесем, — прямо над ним кто-то склонился; в глаза было все мутное и неразличимое. — Тяжеленный какой! Давай, шустрее, а то и нас накроет здесь…
Вновь очнулся он уже на операционном столе, если грубо сколоченные обрубки еловых столбов можно назвать столом, да еще и операционным. Мутный свет еле светил где-то у потолка. Остро пахло хлоркой и какой-то гнилью.
— Давно ранили? Боец? Не слышит, — Илье быстро разрезали гимнастерку и обнажили левую грудину. — Ну и хрен с ним! Рана вроде хорошая… Нет! Она просто отличная! Чистая, розовенькая…
Резкая боль только на мгновение пронзила его тело и сразу же ушла.
— Вот и все, — что-то шмякнулось рядом с ним. — Почитай в рубашке родился, от такой пули спасся!».
Реальная история.
27 ноября 1941 г. г. Наро-Фоминск. Сообщение дежурного по аэродрому капитана Стеблова Е.П. «В назначенный срок экипаж старшего лейтенанта Захарова не вернулся на аэродром».
Реальная история.
27 ноября 1941 г. 12 ч. 41 мин. Сообщение начальника особого отдела … стрелковой дивизии майора Игнатенко П.Г. «В ответ на запрос о поиске пропавшего самолета…, сообщаю, что 27 ноября отдельная разведгруппа в районе села Кочемеевка наблюдала падение самолета. В район крушения пробраться не удалось…».
Реальная история.
27 ноября 1941 г. 16 ч. 21 мин. Из телефонного разговора между начальником особого отдела … стрелковой дивизии майором Игнатенко П.Г. и представителем Ставки … Н.С.
«— Ты мне что тут Ваньку валяешь?! Тебе было приказано направить в район крушения самолета еще одну разведгруппу?! …