— Говорю, на кой нам все эти бирюльки? — спросил он, с вызов глядя на сидевших рядом с ним. — Костер, деревья… Попрыгал рядом с ними, песни поорал. Скоро, что нам деревья рубить нельзя будет? Или может молиться ему станем? Старшина, все это попахивает нехорошим… Ты сам знаешь, что случается с такими.
Тема, действительно, была неприятной и командир прекрасно осознавал это без всяких подсказок. В отряде уже давно шли тихие разговоры о том, что в лесу много странностей и оттуда несет какой-то чертовщиной. Масла в огонь подливали, как их называл сам Голованко, некоторые несознательные личности — женщины средних лет, которые, наслушавшись таких разговоров, вообще отказывались отходить далеко от лагеря. Успокаивало одно — таких было меньшинство… Остальные же, наоборот, воспринимали все эти странности в качестве чуда.
— Коль, ты сам ведь из Самары? Так ведь? — вдруг спросил командир хмурого бойца. — Образование? Девятилетка… Вот! Образованный. Книжки разные умные читал наверное… Да?! Слова хитрые знаешь. А они, посмотри, вокруг! — рукой он махнул куда-то в сторону. — Эти места еще недавно были под панской Польшей и вот, они все, что по деревням сидят, батрачили там или сами батраков нанимали… Тут большинство может только свое имя написать на бумажке и прочитать его потом по слогам. Почти поголовно верующие. Понимаешь обстановку? Да, им эти сказки, как ты их называешь, как манна небесная! Это чудо! Кругом убивают, насилуют и грабят, а вот тут, рядом, чудо! Доходит до тебя, дубовая башка, или нет?! Они же теперь на Лес молятся, который их спасает и укрывает, а не к врагу сдаваться идут?
Старшина сам от себя не ожидал такой речи. В этот момент он просто хотел высказать все то, что у него накипело… И про невыносимую горечь от осознания того, что он тут с ними живой и здоровый, а его его отряд почти весь лег там, на холме… И про страшную жалось, охватывавшую его при виде еле передвигающихся от голода детей, жадно грызущих протянутую им корку хлеба… И про бессилие, которое он, здоровый мужик, ощущал, когда вновь и вновь слышал от разведчиков о казнях мирных жителей. Ведь это его, конкретно его, Голованко Ильи Степановича, вина в том, что враг прошел через границу.
— Не уж-то и вы не понимаете? — стукнув кулаком по толстой доске, изображавшей стол, прорычал он. — Он же нам помогает! И к черту все сомнения! Да, мы все не сделали даже четверти того, что наворотил он… Андрюхе не не то что молиться, памятник ему ставить надо! — На него оторопело уставились спутники. — Он же надежду людям дал! Понимаете — НА-ДЕЖ-ДУ! Им, обычным людям… Вон Пашке, что один как перст на свете остался; Агнешке, у которой всю семью сожгли… Их же все бросили, забыли, оставили, а он нет! Он заступился!
Люди сидели нахмурившись. Обидные слова жгли их словно жаркие угли. Все было честно! Никакой патетики. За столом звучало одно — куда же вы смотрели, где же вы были, пока ваши жены и дети страдали и умирали…
— Так, что бросьте мне это все, — неожиданно снизил накал старшина. — Ладно, думаю мы все поняли друг друга… Собрались мы здесь не для этого, — сидящие насторожились, ничего хорошего не ожидая от такого быстрого перехода от ярости к спокойствию. — Мне тут сообщили новость одну… Да, да, это он сообщил… Вокруг нашего района какое-то шевеление наметилось. Серега, клади-ка карту на стол.
Сергей, неизменный ординарец командира, вытащил из-за пазухи планшетку и выложил на доски.
— Смотрите, хлопцы, — вооружившись карандашом, пробормотал старшина. — В округе есть три крупных населенных пункта — Воложин, Уздаш и Корель, где немец начинает наращивать силы, — карандаш обвел три круга и замкнул их в треугольник. — Сюда еще позавчера подвезли почти роту пехоты. Похоже гнали на восток, а тут мы им подвернулись. Здесь какое-то отребье собирают. Говорят, наши это! Падлы! Это, кто добровольно согласился служить! Тоже десятков пять — шесть набирается… Уже не мало.
— Да, это че…, - попытался было вставить слово Семен, хмурое выражение лица которого в этот раз озарилось презрительной улыбкой. — Нас тут полком брать надо, не меньше. Да и то, если только мы все спать будем.
Остальные тоже заулыбались, видимо, разделяя высказанное мнение.
— Я бы не стал разделять ваш оптимизм, — встрял в разговор врач, до этого молчавший как рыба. — У нас много нестроевых — женщин, детей, раненных. Я бы рекомендовал избежать боя, если это возможно.
— Поддерживаю доктора, — угрюмо проговорил Сергей, поднимая вверх руку. — Здесь удобно обороняться, но это настоящий мешок. Если немчура будет действовать по-энергичнее и подтянет артиллерию, то нам несдобровать… И потом, с оружием дело обстоит не самым лучшим образом. Сколько у нас пулеметов, Сень? Три! А с ними кто обращаться умеет? Чего молчишь? Один! Один у нас толковый пулеметчик… и все! Гранат мало, а винтарей хватает, этого добра завались. Можно даже Пашу вооружить… Я вот что думаю, нельзя нам сейчас воевать. Уходить надо дальше, в другой район. Вроде там немцы по спокойнее…
— Опять, — буркнул кто-то. — Хватит уж бегать от них. Врезать им надо как следует!
— Хватит уж, врезали, — буркнул Голованко, потирая кулак. — Так врезали, что до сих пор катимся! Тут мозгом нужно думать, а не чем другим…
— Может с ним поговорить, — вдруг предложил врач, кивая головой куда-то в сторону. — Он же… Он же может такое, что…, - ему, казалось, не хватает слов, чтобы выразить то, о чем думали в этот момент многие. — Он же может их всех растоптать! Как тараканов! В пыль! Вы помните Абая? Вы же там были, вы же все видели? На нем же живого места не было… С такими ранениями не то что не бегают, не дышат! А он заткнул этот чертов пулемет в комендатуре и и потом своим ходом дошел до лагеря!
— А я смотрю, мы тут хорошо устроились, — невесело усмехнулся старшина, в ответ на такое предложение. — Чуть не дома себе выстроили, женщины…, - он яростно посмотрел на сидевшего с краю Сергея. — Сытно… А воевать за нас должен значит дядя?! Лес! Он, значит, большой! Ему можно! Та что-ли?
— Да, вы меня не так поняли, — сразу же запротестовал Завалов, взмахивая руками. — Что вы! Я же хотел сказать, что… ну, его возможности огромны. Он бы мог нам помочь.
— Он и так готов помочь. Ну, хватит, а то мы тут договоримся до черт знает чего, — скривился старшина. — Довести до остальных мой приказ — рано утром основная часть отряда выступает на запад, в сторону старых укрепрайонов. Пойдем через мцынские болота. Сергей, твой взвод останется и прикроет остальных. Есть вопросы?
Командиры подразделений зашевелились, начиная подниматься с места. Всем уже надоела это долгое сидение и, полученный приказ, был воспринят с облегчением.
— Тогда, всем готовиться! — закончил импровизированное совещание командир. — Сергей, тормозни-ка… Помнишь, Маркина, которого Пашка в секрете встретил и потом привел? — спросил он, когда все в землянке остались только они одни. — Семен? Кучерявый такой, черненький? Гнидой он оказался! Видели его в городе, возле комендатуры…, - старшина тяжело вздохнул. — Короче, вся наша схема обороны теперь ни к черту! Думать надо, что делать.
— Чего тут думать? — буркнул помрачневший ординарец. — Придется на фланги наблюдателей ставить. Вон Пашку и пошлем, пусть за дружка своего посидит там.
Через некоторое время схема обороны начала вырисовываться.
— … Здесь все равно нужно оборудовать пару запасных позиций, — тыкал пальце командир в сторону оврага. — И лучше бы пару мин поставить в проходах. Сам знаешь склоны заросли, да и на верху деревьев много. От пулемета может быть мало толку.
Карта местности, выстроенная на столе с помощью кусочков дерева, песка и десятка разнокалиберных патронов, пополнилась новым элементом.
— Командир, а эти, ну… новые с нами пойдут, или в резерв? — неожиданно шепотом спросил Сергей, наклоняясь над столом. — Если со мной, то как бы чего не вышло… Помните, как Абай то себя вел с капитаном? А у нас бой будет.
— Что ты к ним прицепился? — недовольно проговорил старшина. — Я же тебе говорил, что это наши новые бойцы и обычные советские люди, которые ни чем от остальных не отличаются. Почти ни чем… Они не подведут.