Он продиктовал оператору номер Селадора и стал ждать, нетерпеливо постукивая пальцем по стене. Слабый женский голос отозвался на том конце провода:
– Квартира доктора Селадора.
Десейн приник к трубке.
– Это Гилберт Десейн, – произнес он. – Мне нужно поговорить с доктором Селадором.
– Мне очень жаль, но Селадора сегодня нет дома. Вы можете оставить сообщение.
– Черт!
Десейн уставился на телефонный аппарат, чувствуя, как почти иррациональная ярость овладевает им. Только ценой немалых усилий ему удалось убедить себя, что Селадор не обязан каждый вечер сидеть у телефона. В Беркли идет обычная, нормальная жизнь.
– Так будет сообщение, сэр?
– Передайте ему, что звонил Гилберт Десейн и что я направляю ему маленькую посылку для химического анализа содержимого.
– Посылка для химического анализа. Принято, сэр. Что-нибудь еще?
Десейн повесил трубку на крючок. Неожиданно он ощутил себя брошенным всеми и навсегда. Он был совершенно одинок, и никому не было дела до того, жив ли он или уже умер.
А может, плюнуть на все? Жениться на Дженни и послать их всех к черту?
Идея была привлекательная. Он уже представлял, как долина окутывает его покрывалом полной безопасности; она звала, она приглашала его насладиться безопасностью и покоем.
Но в этой безопасности таилась и угроза, и Десейн отчетливо ощущал это – нечто притаилось в темноте. Он тряхнул головой, раздосадованный фокусами, которые играло с ним его воображение.
Десейн вернулся к машине и нашел в фургоне «Кемпера» банку, в которой хранил запас спичек. Высыпал спички, положил в банку остатки бутерброда, закрыл ее и упаковал в картонную коробку, обернув коробку бумагой. Перевязал получившийся пакет рыболовной леской и написал на нем адрес Селадора. Закончив с посылкой, Десейн вырвал из блокнота лист бумаги и составил сопроводительное письмо, в котором скрупулезно изложил свои наблюдения: какое воздействие на человека оказывает наркотик, что произошло на озере, что за люди были в группе приехавших на пикник, какую стену между ним и собой они соорудили, чтобы держать его на расстоянии, как была напугана Дженни…
Все это уместилось в письме.
Попытки вспомнить все события прошедшего дня отозвались болью в том месте, которым он приложился к борту лодки. Найдя в папке конверт, он написал на нем адрес и заклеил. Вскоре Десейн завел машину, нашел темный боковой переулок и припарковался. Закрыл автомобиль, забрался в фургон и лег на кушетку, дожидаться утра, когда откроется портервиллская почта.
Они, естественно, не контролируют местную почту, сказал он себе. Пусть Селадор получит образчик Джаспера, и скоро мы выясним, что это за штука.
Десейн закрыл глаза, и внутренняя сторона его век превратилась в экран, на котором стали разыгрываться сцены фантастического фильма: Дженни плачет и умоляет его о чем-то, Селадор смеется, а сам Десейн, подобно титану Прометею, стоит, прикованный к скале, и задыхается от напряжения…
Что за сон наяву?
Он находился по эту сторону холма, за поворотом.
Нехотя Десейн вновь прикрыл глаза. Вокруг царила полная темнота, но в ней звучал смех – это смеялся Селадор. Десейн прижал ладони к ушам. Смех превратился в колокольный звон, медленно и заунывно плывущий над полями. Он открыл глаза. Звук прекратился. Десейн сел и прижался спиной к стенке. Внутри фургона было холодно и пахло плесенью. Он нашел свой спальный мешок, завернулся в него и долго так сидел, вперив взгляд в темноту. Снаружи пели свои песни сверчки да потрескивал металл фургона.
Незаметно подкрался сон. Веки у Десейна отяжелели, он с трудом держал глаза открытыми. Как скоро полностью исчезнет эффект Джаспера? Вне всякого сомнения, это наркотик.
Глаза его закрылись.
Откуда-то из темноты явилась Дженни, и голос ее прозвучал эхом: «Гил! Я люблю тебя! Гил! Я люблю тебя!»
И Десейн уснул, вслушиваясь в шепот Дженни.
Глава 7
Дневной свет проникал в фургон через узкое стекло, и Десейн, проснувшийся, но полностью дезориентированный, смотрел на потолок и не понимал, где он. Голова и плечо ныли. Потолок… знакомый потолок… Раздался автомобильный гудок, вернувший его к реальности сегодняшнего дня. Отбросив перекрученный спальный мешок, Десейн выбрался наружу, навстречу серому дню.
Кожа у него на подбородке обросла грубой щетиной. Во рту стоял неприятный привкус. Мимо прошла парочка школьников, они с опаской смотрели на Десейна и перешептывались. Да, подумал он, вид у меня, наверное, еще тот. Он оглядел свою одежду. Рубашка и брюки были измяты и перекручены – словно он в них плавал, а потом сушил, не снимая. Десейн усмехнулся – ведь все именно так и было!