– Все это время вы плавали по поверхности, – заявил Пиаже. – А сути борьбы не понимали. Вы еще не выработали в себе незамутненный взгляд, позволяющий видеть вселенную, не искаженную предыдущим опытом и предрассудками. Вас запрограммировали и послали сюда, чтобы уничтожить нас.
Десейн побледнел.
– Быть запрограммированным означает пребывать во власти предрассудков, – продолжил Пиаже. – Предрассудок – причина и результат селекции и отрицания. А это и есть программирование. – Он вздохнул. – Вот сколько хлопот у нас из-за Дженни.
– Я прибыл сюда с совершенно открытым взглядом, – возразил Десейн.
– И без всяких предрассудков?
Десейн не ответил. Мгновение помолчав, он спросил:
– Значит, вы не согласны с… некоторыми группами во внешнем мире по поводу того, какой путь…
– «Не согласны» – слишком мягко сказано, – усмехнулся доктор. – Идет борьба не на жизнь, а на смерть, и объект этой борьбы – власть над человеческим сознанием. Мы – клеточка здоровья, окруженная чумой. Это не борьба за рынки, отбросьте на сей счет всякие сомнения. Это борьба за то, что считать величайшими ценностями нашей вселенной. За пределами долины ценится то, что можно измерить, посчитать, вписать в некую схему. Мы же здесь исходим из совершенно иных стандартов.
В голосе Пиаже послышалась угроза. Он больше не маскировался. Позиции в этой войне были обозначены, и Десейн оказался между двумя огнями, причем в еще более опасном положении, чем прежде. Пиаже и его подручные контролировали долину Сантарога, и устроить Десейну несчастный случай было бы для них детской забавой.
– Люди, которые меня наняли… – начал Десейн.
– Люди? – Жестом указав на холмы, окружавшие долину, Пиаже продолжил: – Разве это люди? Они разрушают мир, в котором живут. Природа – система взаимозависимостей. Радикальные изменения среды заставляют меняться и ее обитателей. Существа, живущие во внешнем мире и изменившие свою среду обитания, чтобы выжить, перестали быть людьми и стали нелюдями. А настоящие люди – это мы, жители долины.
Десейн смотрел на Пиаже. Вот в чем суть! Жители долины Сантарога были консерваторами. Они не менялись. Десейн видел это собственными глазами. Но в Пиаже было нечто от религиозного фанатика, и это отталкивало Десейна. Итак, это была борьба за человеческое сознание.
– Вы уверяете себя и друг друга, – произнес Пиаже, – что эти идиоты сантарогийцы владеют психоделической субстанцией, которая их обесчеловечивает.
То, что говорил Пиаже, было так похоже на мысли самого Десейна, что он замер от страха. Неужели они способны читать чужие мысли, и это – еще один эффект Джаспера?
– Вы отождествляете нас с этими грязными подонками, которые употребляют ЛСД, – сказал доктор. – Придурки, усмехаетесь вы. Но это вы на них похожи, а не мы. Это в вас отсутствует высший разум. А мы им владеем в полной мере. Это мы по-настоящему освободили наше сознание. Мы владеем средством его раскрепощения. Да, есть иные средства – виски, джин, аспирин, табак и, конечно, ЛСД. Но виски и прочие депрессанты подавляют. Наше же средство освобождает в человеке его внутреннюю природную сущность, которую до этого просто никто не умел приручать. А мы научились.
Десейн посмотрел на теплицы.
– Да, – кивнул Пиаже. – Именно здесь мы приручаем животное, которое до сих пор живет в человеке.
Десейн вдруг с ужасом осознал, что теперь его не выпустят из долины – он узнал слишком многое. Точка возврата для него пройдена. Если исходить из его нынешнего умонастроения, то у сантарогийцев в его отношении может быть лишь одно решение – убить. Единственный вопрос заключается в том, известно ли им об этом. Действительно ли читают его мысли, или же оперируют на инстинктивном уровне? Он должен понять это. А есть ли способ избежать смерти? Пока Десейн размышлял, Пиаже обошел «Кемпер» и забрался на пассажирское сиденье.
– Если вы не хотите пойти со мной, – сказал он, – то я поеду с вами.
– Со мной? Куда?
– Ко мне домой, в мою клинику. – Он внимательно посмотрел на Десейна. – Я люблю свою племянницу, – добавил он. – Вы должны это понимать. И не хочу причинить ей боль.
– А если я откажусь?
– Гилберт! Вы заставляете ангелов плакать. Но мы ведь не хотим слез, верно? Вы же не хотите, чтобы Дженни плакала, так? Разве она вам безразлична?
– Я беспокоюсь по поводу…
– Когда в дело вторгается беспокойство, погибает рассудок. У вас каменное сердце, Гилберт. Чтобы смягчить каменное сердце, требуются розги. Едем в клинику.
– Какую смертельную ловушку вы мне там приготовили?
Пиаже посмотрел на Десейна, и в его глазах мелькнул гнев.