– Помогите мне! – раздался голос Пиаже.
– Какой беспорядок! – произнес другой мужчина.
Но Десейн понял, что уже стал мотыльком – просто мотыльком. Вылетев наружу, он поежился – какой все-таки на улице ветер! Ничто в мире не устоит перед его напором.
А потом он почувствовал себя доской, перекладиной на качелях. Вверх-вниз, вверх-вниз!
Лучше побегать-попрыгать, пока живой! Належимся еще!
И он бежал, бежал, хватая ртом горячий воздух и задыхаясь.
Из клубящихся облаков вдруг выпала скамейка. Десейн бросился на нее и сам стал скамейкой – вот вам еще одна доска! И эта, вторая доска нырнула в бурлящее бирюзовое море.
Жизнь большей частью протекает в море бессознательного, подумал Десейн.
Становилось все темнее и темнее.
Вот и смерть, решил Десейн. Смерть и станет тем фоном, на котором я узнаю, кто я такой.
Неожиданно темнота разошлась. Он полетел вверх, широко открыв глаза. Темные тени заскользили в поле его зрения.
– Глаза открыл, – раздался голос сестры.
Новая тень, склонившись к нему, почти полностью перекрыла льющийся на него сверху поток света.
– Гилберт!
Это был Пиаже.
– Гилберт! Вы меня слышите? Сколько Джаспера вы приняли?
Десейн попытался ответить, но губы его не слушались.
Свет вновь свободно хлынул в открытые глаза.
– Попробуем догадаться, – произнес Пиаже. – Сколько было сыра?
– Тридцать шесть фунтов, – отозвалась сестра.
– Физические поражения обширны. Приготовьте аппарат искусственного дыхания.
– Доктор! А если он… – Сестра побоялась закончить фразу.
– Я… готов и к этому.
Интересно, к чему он готов?
Сосредоточившись, Десейн понял, что может управлять потоком льющегося на него света. Сейчас свет шел через туннель, на противоположном конце которого оказался Пиаже. Десейн мог лишь беспомощно смотреть, в то время как Пиаже склонился над ним с каким-то сосудом, от которого поднимался не то дым, не то пар.
Это кислота, решил Десейн, вспомнив слова медсестры. Если я умру, они растворят меня в кислоте и спустят в канализацию.
Стены туннеля обрушились. Свет на мгновение ярко вспыхнул и тут же погас.
Возможно, мне уже не быть, подумал Десейн.
Стало темнее.
Возможно, мне уже ничего не делать.
Стало совсем темно.
И, возможно, ничего не иметь.
Ничего.
Глава 13
– Это могло убить, а могло и вылечить, – произнес желтый бог.
– Я умываю руки, – сказал белый бог.
– То, что я предлагал, тебе было без надобности, – укоризненно проговорил красный бог.
– С тобой со смеху умрешь! – усмехнулся черный.
– У нас нет твоего дерева. Такого дерева вообще нет, – покачал головой зеленый бог.
– Мы уходим! – хором воскликнули они. – Но один из нас вернется.
Кто-то прокашлялся, прочищая горло.
– Почему у вас нет лиц? – спросил Десейн. – Цвет есть, а лиц – нет.
– Что?
– Какой забавный бог, – заметил, обращаясь к богу, Десейн.
Он открыл глаза и увидел темную физиономию Бурдо.
– Какой из меня бог! – удивился Бурдо. – Что вы там говорите, доктор Гил? У вас опять был кошмар?
Десейн моргнул и попытался пошевелить руками. Не получилось. Он поднял голову и посмотрел на свое тело. Оно было крепко стянуто смирительной рубашкой. В комнате пахло дезинфекцией, Джаспером и еще чем-то резким и неприятным. Десейн по-прежнему находился в изолированном боксе. Осмотревшись, он уронил голову на подушку.
– Зачем меня связали? – спросил он.
– Что?
Десейн повторил вопрос.
– Доктор Гил! Мы не хотели, чтобы вы что-нибудь сделали с собой.
– Когда меня освободят?
– Доктор Пиаже велел снять это с вас, когда вы проснетесь.
– Я уже проснулся.
– Вижу, сэр, – кивнул Бурдо. – Я просто… – Он пожал плечами и принялся развязывать рукава рубашки.
– Как долго? – спросил Десейн.
– Как долго вы были без сознания?
Он кивнул.
– Три дня с небольшим, – ответил официант. – Уже почти полдень.
Рукава рубашки были развязаны. Бурдо помог Десейну сесть и стащил с него рубашку.
От долгого лежания кожа на спине стала чувствительной и болезненно реагировала на прикосновения. Мышцы были словно чужие, будто принадлежали кому-то постороннему. И вообще, подумал Десейн, это было совсем новое тело.
С белым больничным халатом в руках подошел Бурдо. Одев его на Десейна, он завязал ему тесемки на спине.