Нос стал опускаться. И только в этот момент Хуан вспомнил, что ему нужно стремиться отдавать предпочтение движению с правой стороны.
Отсек грузовика все еще стремился по инерции вперед, но все медленнее и медленнее.
Хуан затаил дыхание, волнуясь за свою заплату на дне, не оторвалась ли она, в ожидании того момента, когда правая сторона машины начнет погружаться в реку.
Кабина сохраняла ровное положение.
- Нам удалось прорваться? - спросила Рин. - Мы уже вырвались из того круга?
- Думаю, да, - сказал Хуан, проклиная тот взрыв надежды, который сопутствовал этому кратковременному перелету.
Чен-Лу передавал ружья вперед, он сказал:
- Кажется, мы застигли их врасплох. Ах, ах! Посмотрите назад!
Хуан повернулся настолько, насколько позволяли пристегнутые ремни, и оглянулся на саванну. Несмотря на сгустившиеся сумерки, было видно, как туда, где виднелись белые пятна палаток, катится серый вал, который имел странные выступы то выходящие в стороны, то снова примыкающие к валу.
С глубокой дрожью Хуан понял, что этот вал состоит из миллиардов насекомых, наваливающихся на лагерь.
Течение подхватило грузовик, отвернуло его от этой сцены, как будто какой-то инстинкт внутри Хуана контролировал процесс отдаления его от этой картины. От того, что он не мог больше выдержать. На мгновение впереди него засверкала река зеркальной оранжевой дымкой. Ночь стерла эту картину. Небо стало светиться серебром тонкой плоской луны.
"Виеро, - думал Хуан. - Томе... Рамон".
На глаза навернулись слезы.
- О, боже мой! - сказала Рин.
- Бог ты мой, - пролаял Чен-Лу. - Еще одно название для движения судьбы!
Рин закрыла лицо руками. Она чувствовала, что стоит перед испытанием в какой-то космической драме, без сценария и без репетиции, без слов и без музыки, не зная в ней свою роль.
"Бог - бразилец, - думал Хуан, призывая на помощь все силы национального самосознания уверенности в себе, захваченный мимолетным страхом. - Ночью Бог исправляет ошибки, которые бразильцы совершают днем".
Случилось то, о чем Виеро всегда говорил: "Верь в пресвятую Деву и беги".
Хуан почувствовал, как на колени ему легло ружье, руки ощутили холодный металл.
"Я не мог бы помочь им, - думал он. - Расстояние слишком велико".
Глава 7
Вы говорили, что машина не полетит! - осуждающе произнес Мозг.
Его сенсоры изучали рисунок послания на потолке пещеры, слушали отдаленный гомон, который мог расширить поступающую информацию. Но конфигурация, развернутая на потолке с помощью фосфорического света обслуживающих насекомых, оставалась твердой, постоянной, как рисунок звезд в проеме пещеры над посланниками.
Через Мозг пропульсировали потребности в химикалиях, заставив обслуживающих нянек развить бешеную деятельность. Потребность была самой близкой к форме оцепенения, которую когда-либо испытывал Мозг. Логика его знаний об этом состоянии называла это ощущение эмоцией и искала параллельные состояния даже тогда, когда он работал над сущностью сообщения.
- Машина пролетела только короткое расстояние и приземлилась на реке, ее движущая сила находится в дремлющем состоянии.
- Но она может летать!
Тогда первое серьезное сомнение в этой информации поступило в вычислительный раздел Мозга. Он впервые ощутил себя отдельно от существ, которые создали его.
- Сообщение о том, что машина не полетит, поступило непосредственно от человеческих существ, - выдали на потолке танцующие фигуры. - Их оценка и была сообщена.
Это было прагматическое заявление, направленное больше на сообщение о предсказании попытки побега, чем на защиту от обвинений Мозга.
"Этот факт должен был бы составить часть первоначального сообщения, думал Мозг. - Следует научить посланцев не разъединять сообщение, а докладывать все полностью детали со ссылкой на источник. Но как можно добиться этого? Они являются существами, действующими на основе твердых рефлексов и связанными с самоограничивающейся системой. Очевидно, следует запрограммировать и произвести новых посланцев".
С этой мыслью Мозг двинулся дальше своих создателей. Тогда он понял, как действие мимикрии, чистого рефлекса, создало себя. Но Мозг, вещь, созданная рефлексом, имело неизбежный эффект обратной связи, изменяя первоначальные рефлексы, которые его создали.
- Что надо сделать с машиной на реке? - спрашивали посланники.
Получив новое обобщенное понятие, Мозг видел, как создавался этот вопрос - на основе все тех же отживающих рефлексов.
"Следует обслуживать выживание", - думал он.
- Машине разрешить временно двигаться вперед, - приказал Мозг. - На некоторое время, не следует подавать видимых признаков надоедания, но мы должны быть на страже. На машину под покровом ночи мы переправим группу маленьких смертоносных посланцев. Им должны быть даны инструкции проверить каждую возможную щель в машине и оставаться незамеченными. Они не должны предпринимать действий против находящихся в машине без приказа! Но они должны оставаться готовыми уничтожить находящихся в машине при первой необходимости.
Мозг снова затих, стараясь получить сведения, что приказы его будут выполняться. И к нему пришло новое понимание, как будто это был совершенно автономный фрагмент исследования. Понимание это было и интересным, и одновременно устрашающим, потому что здесь, существуя внутри самого себя, было элементом, способным к спорному и отдельному действию.
"Решение - осознание решения, - думал Мозг, - это наказание, накладываемое на собственное существующее я сознанием. Существуют сознательные решения, которые могут отделиться и обосновываться. Как же человеческие существа выдерживают такой груз решений?"
Чен-Лу откинул голову назад, уперевшись головой в угол между окном и задней стенкой, уставившись в дынеобразный изгиб луны, восходящей в небе. Луна была цвета расплавленного меда.
Разъеденная кислотой линия шла по диагонали от окна к запутанному изгибу внешней оболочки. Глаза Чен-Лу следовали вдоль этой линии, и на мгновение, когда он пристально смотрел на то место, где окно заканчивалось возле него, ему показалось, что он увидел ряд крошечных точек, похожих на едва различимых комаров, идущих по окну.