Фрэнк Херберт
Зеленый мозг
Глава 1
Он был очень похож на незаконнорожденного отпрыска Тарани Индио, дочери захудалого фермера из глухой деревни. Этот юноша однажды не вернулся из джунглей, что, в общем-то, неудивительно – Красная зона. Да и оплакивать его особо было некому.
Копия была почти идеальной даже для внимательного глаза, кроме тех моментов, когда он забывался, пробираясь сквозь самые густые заросли джунглей.
Кожа его тогда приобретала оттенок зелени, скрывая его на фоне листьев и ползучих растений, придавая землисто-серой рубашке, рваным брюкам, неприметной потрепанной соломенной шляпе и сыромятным сандалиям с подошвами, вырезанными из изношенных шин, вид бесплотности призрака.
Впрочем, такие ошибки встречались все реже и реже, чем дальше он уходил от главного водохранилища Парано в сертао, глубинные районы Гоязи, где жили обычные люди с такими же, как у него, черными волосами с выстриженной челкой и блестящими темными глазами.
К тому времени, когда он достиг бандайрантес приращенной местности, он уже почти полностью обрел контроль над эффектом хамелеона.
Сейчас он вышел из более диких зарослей джунглей на коричневые земляные дороги, которые отделяли разбросанные фермы планового заселения. Каким-то своим чутьем он знал, что приближается к одному из бандайранта – пограничных пропускных пунктов, и почти человеческим жестом нащупал свидетельство белой крови, засунутое в безопасное место под рубашкой. Время от времени, когда поблизости не было людей, он учился вслух произносить имя, которое выбрали для него – Антонио Рапосо Таверес.
Звук получался немного скрипучий, резкий в конце, но он знал, что это пройдет. Оно уже почти прошло. Речь Гояз Индиос отличалась странными окончаниями. Фермеры, которые давали ему крышу над головой и пищу в прошлую ночь, говорили почти так же. Только очень уж они были любопытны.
Когда вопросы их стали настойчивыми, он сел на порог и заиграл на флейте индейцев Анд, которую носил с собой в кожаном кошельке, свисающем через плечо. Игра на флейте была символом этого региона. Когда Гуарани подносил флейту к губам и начинал играть, кончались все вопросы и слова.
Фермерский люд пожал плечами и удалился.
Его трудное продвижение, утомительное и тщательно осваиваемое движение ног, привело его в район, где много человеческих существ. Он видел красно-коричневые верхушки крыш впереди и кристально-белое мерцание пограничной башни с поднимающимися вверх и расходящимися в стороны усиками. Чем-то это было похоже на странный пчелиный улей.
Мгновенно на него навалилось множество инстинктов, которыми ему еще предстояло овладеть. Эти инстинкты могли бы помочь ему успешно пройти предстоящие испытания. Он сошел с земляной тропы, с пути проходящих человеческих существ, и сосредоточился на умственной деятельности. Конечная мысль проникла в мельчайшие и самые отдаленные ячейки его личности: «Мы, зеленые рабы, подчинены большому целому».
Он возобновил прерванный путь к пограничному пропускному пункту. Объединяющая мысль придала ему вид рабской угодливости, который защищал его от пристальных взглядов человеческих существ, устало бредущих вокруг него. Вид его изучил много человеческих привычек. Они быстро поняли, что рабская покорность является формой камуфляжа.
Вскоре земляная тропа уступила место двухколейной мощеной дороге с пешеходными дорожками по обеим обочинам. А это дорога, в свою очередь, выводила к шоссе, где даже пешеходные дорожки были заасфальтированы. Все чаще попадались наземные и воздушные машины, и увеличился и поток пешеходов.
До сих пор он не привлекал к себе опасного внимания. Случайные подозрительные косые взгляды от местных жителей района можно было просто игнорировать. Он опасался оценивающих пристальных взглядов, которые могли содержать угрозу, но таких он пока не заметил.
Вид рабской покорности служил ему ширмой.
Солнце уже поднялось довольно высоко, и дневной зной стал давить на землю, поднимая влажный липкий запах тепла от земли рядом с пешеходной дорожкой и смешивая его с запахом пота от людского потока вокруг него. На него нахо-дил дурман от этого запаха, заставлял каждую частицу его томиться по прекрасным знакомым запахам глубинных районов страны. А запахи низменности несли другой дух, который наполнял его неслышным гомоном беспокойства. Здесь встречались все чаще, и в большей концентрации, яды против насекомых.
Сейчас вокруг него везде были человеческие существа. Они подходили все ближе, толпа все уплотнялась, двигаясь все медленнее и медленнее, по мере приближения к самому узкому участку пропускного пункта.
Наконец, движение вперед прекратилось вовсе. Он чувствовал прикосновения людей.
Теперь движение к пропускному пункту стало прерывистым, толчок и остановка, толчок и остановка…
Здесь его ждало самое серьезное испытание, и не было возможности избежать его. Он готовился его перенести со свойственным индейцам стоическим терпением. Дыхание его становилось глубже, чтобы компенсировать последствия зноя. Но он вынужден был контролировать себя и дышать так же, как человеческие существа вокруг него. Это добавляло ему страданий от возросшей температуры, но было необходимо, чтобы не выделяться в окружающей его толпе. Индейцы Анд не дышали глубоко здесь, в низменных районах.
Толчок вперед и остановка.
Толчок вперед и остановка.
Сейчас ему уже был виден пропускной пункт.
Грозные пограничники в маскировочных белых плащах, с пластиковыми шлемами, в перчатках и ботинках стояли в два ряда внутри заградительного кирпичного коридора, ведущего в город. Ему был виден жаркий солнечный свет на улице за пределами коридора, люди, спешащие прочь после прохождения заслона.
Вид свободного пространства за пределами коридора вызвал боль томления в каждой отдельной его частице. Подавляющее это инстинктивное стремление к свободе предупреждение пронзило все его существо.
Здесь недопустимо было ни малейшее отвлечение. Каждый его элемент должен был быть настороже, чтобы выдержать любую боль.
Толчок вперед и… он уже в руках первого пограничника – мощного блондина с розоватой кожей и голубыми глазами. – Ну, шагай вперед! Да поживее! – сказал парень. Рука в перчатке протолкнула его к двум другим пограничникам, стоящим с правой стороны очереди.
– Имя? – Это был голос позади него.
– Антонио Рапосо Таверес, – выдохнул он.
– Район?
– Гояз.
– Проверьте-ка этого еще, – крикнул гигант блондин, – Наверняка он с высокогорья.
Теперь он был в руках двух пограничников, один натягивал ему на лицо дыхательную маску, другой набрасывал пластиковый мешок. Из мешка тянулась трубка к работающей машине где-то там на улице за коридором.
– Давай двойной, – крикнул один из пограничников.
Пахучий синий газ заполнил мешок вокруг него, и он сделал резкий удушливый вдох через маску, пораженный тем единодушным требованием чистого воздуха, лишенного отравы.
Агония!
Газ проникал через каждое из многочисленных соединений его существа иголками боли.
«Мы не должны ослабеть, – думал он. -Держись стойко».
Но это была смертельная боль, убивающая. Соединения начинали слабеть.
– Хватит с этого, – крикнул ответственный за мешок. Мешок был снят, дыхательную маску стянули, и чьи-то руки толкнули его дальше по коридору, к солнечному свету.
– Теперь прекрасно! Не надо стоять в очереди.
Вонь отравляющего газа была везде вокруг него. Это был другой газ – разрушающий. Его не подготовили к этому яду. Он был готов к излучениям, ультразвукам, старым химикалиям… но не к этому.
Солнечный свет падал на него сверху, когда он вышел из коридора на улицу. Он завернул влево, через переход, по обеим сторонам которого выстроились фруктовые киоски, продавцы торговались с покупателями или стояли настороженные и толстые, охраняя выставленный товар.