«3.100 кило груза. 5 часов вечера, на борту…».
«Туман…».
«10 часов вечера. Запад».
«Половина бензина истрачена».
«Если это 88° 31′ северной широты…».
«Туман…».
«Ледяные горы»…
— Люди, — исследователи, — тихо сказал я…
— Они погибли у ледяных гор, — так же тихо сказал Андрэ, — 88° 31′ северной широты… Еще до полюса… Они не долетели до тех белых полей, куда течение принесло вашу шхуну… Вечная память…
Андрэ прочел краткую заупокойную молитву.
— А теперь назад, иначе травы захватят нас…
— Но, капитан, мы подымем машину на борт, — говорю я твердо.
— Хорошо, если вы хотите.
— И мы исправим ее.
— Кажется, это нетрудно.
— Тогда мы… — я не могу говорить, судорога радости стиснула мне зубы.
Седые брови Андрэ косо взлетели:
— Тогда вы улетите.
— Да. Мы все.
Он ничего не ответил. Он быстро вбежал по лесенке в кабинку, мелькнул за рулем.
Его глаза влажно и радостно засияли.
— Это лучше воздушного шара, моего дряхлого слона… Это прекрасно.
— Пилотом будете вы, капитан.
Андрэ засмеялся:
— Посмотрим… Но скорее за работу.
Как мы звали Ван-Киркена…
Мы придумывали сотни ласковых имен, умоляли, выкрикивали ругательства, ярые проклятия, я даже стрелял…
Но Ван-Киркен исчез.
Втроем мы втянули машину к нам на корабль.
С инструментами, клещами, отвертками, измазанный машинным маслом, я лазил по аппарату. Работа так поглотила меня, что я забыл все.
В баках был бензин — если я успею собрать машину, если я успею…
Ионгайя не отходит от меня. Она мне мешает.
— Да не мешай ты! — прикрикнул я на нее.
Девушка протянула ко мне руки, она зовет…
В ее голосе — тревога, — глаза полны слез… Что-то недоброе.
Я выбрался из аппарата. Девушка тянет меня за рукав к лаборатории Андрэ.
Не сразу я увидел капитана. Он лежал во весь рост, лицом к полу. Сухие плечи колебало тяжелое дыханье.
Кругом разбросаны книги, разбитые микроскопы, осколки приборов, обрывки…
Я опустился на колени.
— Вам дурно… Вы больны?
— Оставьте меня.
Андрэ сел на пол, по-турецки. Его глаза горячо блистают. Седые волосы прядями падают на измученное лицо.
— Капитан, что случилось?
— Он — он… Все разбил, все растоптал… Ненависть, бешенство уничтожили работу долгих лет…
— Ван-Киркен?
— Да… Он словно отомстил за свое пробуждение… Все потеряно… Но я найду, найду…
— Конечно, найдете, — говорю я. — И потом мы все равно…
— Полетим?
— Я исправлю машину.
Погасший старческий взгляд равнодушно скользнул по мне.
— Хорошо… полетим…
Его белая голова трясется. Я теперь вижу тысячи мелких морщин, паутина дряхлости, темными тропинками пересекают его лицо…
Я говорю ему о полете, о провианте, о маршруте. Мы вместе рассматриваем арктическую карту, которую я отыскал у него на полках.
— Подумайте, вы увидите землю… Как она изменилась за эти тридцать лет…
— Да, да, — покорно качает он седой головой.
— Голоса живых, птицы, смех, улицы, смены ночи и дня… Мы увидим рассвет, дождь промочит нас до нитки… Ваши старые, седые друзья — они еще живы — встретят вас.
— Да, да…
— Я знаю, я верю, мы долетим до людей… Ободритесь, капитан…
И я спешу к аппарату. Ионги не отходит от меня. Крыса бегает за ней, как котенок, а курица сидит у нее на плече.
От голода и усталости глаза девушки, как черные факелы…
Ионги, Ионги, полунемая девушка из льдов…
Последняя гайка ввинчена…
По крылу аэроплана сползаю к рулю. Дрожат тросы.
Вдруг свистнуло что-то у головы. Широкий нож вонзился в обшивку кабинки. Я узнаю это широкое, старинное лезвие… Ван-Киркен.
Он здесь, на корабле, он следит, охотится за нами… Все равно. Машина собрана.
На медных моторах скользящий блеск: они смеются мне багряной улыбкой. Сердце колотится, как горячий кулак. Я нагибаюсь к пропеллерам… Пальба, свист оглушает меня. Ветер вздул волосы:
— Ионги, берегись, Ионги.
Радостный гром канонады, салют освобождения: машина в порядке.
Пот, слезы, грязь текут у меня по лицу. Я глотаю слезы и хохочу, хохочу…
Вихрем проносятся скользящие, коричневые лопасти пропеллера — завертелось колесо надежды.
— Ионги! — меха, карты, воды, хлеба… Н-е-е-си…
Вдалеке, вдоль стены кают пробежал Ван-Киркен. Волчье, темное тело, со впалым животом, обмотанным тряпками. В зрачках желчь, смешанная с кровью…
Железная балка просвистела мимо меня, со звоном разбила стекло в кабинке.