Судорога боли пронеслась у меня по лицу.
Андрэ посмотрел пристально и печально.
— Я давно забыл землю… — сказал он. — И, если вы сильный, если вы человек, вы тоже скоро забудете ее, не страдайте… Прошу вас… — Нам нет выхода. Поймите, этот остров гораздо ниже уровня океана… Возможно, что зеленая земля — игра того же океанического течения или работа подводных вулканов… Вы, конечно, видели две стены скал, когда плыли на бревне по ущелью. Я думаю, что когда-то на дне океана было землетрясение и вот поднялись за Северным полюсом эти скалы — совершилось чудо… Эти отшлифованные стены, как зеркала, воспринимают северное солнце. И отражают и преломляют его так, что солнечный свет задерживается на их отшлифованной поверхности… Кругом мертвые льды и мертвая ночь, но преломленье тепла и света в скалах вечно сохраняет солнечный свет и тепло для зеленого ущелья… Оттого и развились тут травы… В сущности, этот остров фантасмагория преломленного света. И тот Золотой Пик, я полагаю, — начало всей этой системы преломленных зеркал. Вам понятно…
— Да, все. И все — загадка…
Андрэ встал и молча подошел к органу.
Волнующая чистая гармония поднялась с торжественной силой. Соломон Андрэ играл фуги Баха, потом «Патетическую сонату» Бетховена… Зажав лицо, я плакал беззвучно.
Сквозь широкое окно, оранжевой паутиной, уже тянулся бледный свет Созвездия и вдруг погас. Каюта потемнела..
Чья-то тень заслонила окно, пересекла весь салон, преломилась у кресел, где сидел я.
Я встал. Белое, громадное лицо заглядывало в окно. Нос расплющен на корабельном стекле. Не мигая, смотрят два красных круглых зрачка.
— Кто? — воскликнул я. — Кто там в окне?
Андрэ стремительно задернул штору.
— Никого.
И подошел ко мне и положил на мой горячий лоб горячую, узкую ладонь.
— Не пугайтесь… Спите… Вы узнаете все.
Он гладил мне голову. Я прижался лицом к его костлявым коленям.
И тут локтем толкнул мой сверток, синюю фуфайку, за спиной.
— Бедные товарищи, и вам та же судьба, что и мне, — прошептал я.
Глаза Андрэ горячо блеснули.
— Как, с вами люди, — где?
— Нет, не люди, а…
И я развернул на полу свою ношу.
Андрэ тихо всплеснул руками, от смеха морщинистая звезда запрыгала по его щеке. На коленях стоял он над моей кохинхинкой и крысой.
Они спали, как дети. Их свалило тяжелое путешествие… Крыса даже обняла лапкой курицу.
— Зверь, птица — наши, земные, — бормотал Андрэ; его худые, старческие плечи тряслись…
— Пух… теплое дыханье… Первые звери после тридцати лет — зверушки нашей земли… Земля, земля…
И, наклоняясь все ниже над спящими, капитан Андрэ, седой и смуглый, с вибрирующими жилами на лысом лбу, — смеялся все короче, все чаще. А по морщинистым щекам бежали слезы…
Проржавелый корабль, пустыня изъеденных морской солью кают, где свисают со шпалер и люстр высохшие волокна водорослей, тьма глубоких трюмов, где мой одинокий шаг гулко звенит по железу, бледная незаходимая заря, зелень на палубах… И этот хромой старик с пристальными глазами, этот капитан Андрэ в лохмотьях халата…
Я жил, как в тягостных видениях…
Не раз я просыпался ночью от грозного пения органа. Андрэ выходил за полночь из лаборатории. У него была бессонница. Он играл Себастьяна Баха и католические хоралы.
И горела ночью зловещая иллюминация. Корабль на скале казался высокой тенью, очерченной электрическими точками. — Шипели во тьме травы, подымаясь на беспрерывный штурм, чтобы их отбросило и сожгло электричеством…
Слушая гремящие фуги Баха, — я сидел, поджав ноги, на койке, курица и крыса сидели на полу против меня. Они понимали, что я думаю о земле…
Золотой Пик, о котором говорил Андрэ, и этот загадочный путь в открытый океан, — я думал о тропе, протоптанной когда-то капитаном в зеленых, тяжелых волнах трясин, над мачтами засосанных в топь кораблей… Я думал об океане.
Капитан заперся в лаборатории. Из щели железных дверей курился пар, я слышал сипящий звук каких-то машин.
Я был один и часами оглядывал в старый капитанский бинокль туманный горизонт. Пятном красноватого золота далеко маячил таинственный Пик.
Меня влекло к нему, я искал дороги к открытому океану.
Я решил бежать с острова.
Да, я решил бежать, как вор, зашивал разлезлые мокасины капитана. Собирал в мешок сухари, точил кирку, железные крючья…